Сильв
Родной город, семья, Бог, страна – это кредо Оппортьюнити. Об этом говорит мэр, который может проследить свою родословную до гражданской войны, и старые фермеры вроде Абуэло, которые собираются у церкви, чтобы поболтать об урожае и погоде. Это укрепляет наше сообщество, дает нам смысл жизни. Хоть у меня уже есть билет, это мой дом, и я не хочу уезжать.
Семья Браун была частью Оппортьюнити с незапамятных времен, но больше не будет. Когда умерла миссис Браун, Тай яростно обрушился на всех, кто пытался ему помочь. Он не ел того, что приносили соседи. Он огрызался на наши сочувственные слова.
Но город прощал его горе. Пока мистер Браун не начал топить свое горе в алкоголе, а Тайлер свое в ненависти. Через какое-то время город обиделся и перестал прощать. Город перестал пытаться вернуть их в свое лоно.
И мы их потеряли.
Взгляд Отем прикован к Тайлеру. Она бледна, но в глазах ее ярость. Она гораздо сильнее, чем думают многие. Она не боится. Больше не боится. Не так, как я несколько месяцев назад.
Она единственный раз видела Тайлера таким, каким он был со мной. Это случилось, когда мы вместе провели первую летнюю ночь и я рассказала, что Тайлер узнал про нас на выпускном вечере.
– Думаешь, он нас ненавидит? – спросила она.
– Он никогда не сможет ненавидеть тебя.
Отем бесцельно сорвала одуванчик в траве. Лицо ее было отрешенным.
– Он был так зол. Похоже, ему больше ни до кого нет дела.
Она впервые признала, что ее брат не так идеален, каким она всегда хотела его видеть. Больше мы об этом не говорили. Я наклонилась к ней, она вздрогнула и отвернулась.
– Что не так?
Отем поправила рубашку, но я успела увидеть синяки на ее плече.
– Я ударилась о деревянный столб в сарае. Рука до сих пор болит.
– Отем…
– Все в порядке.
Она смяла цветок и посмотрела прямо на меня, словно ожидая моих возражений.
Жалость заставила меня прикусить язык. Отем танцевала каждый час, каждую минуту, когда ей удавалось вырваться от мистера Брауна. Она была бледной и настороженной. Тай был ее единственной семьей. И тогда, и потом я не хотела, чтобы она узнала, насколько сильно он изменился.
– Тайлер может злиться на весь мир, но он никогда не возненавидит тебя.
Отем мои слова не убедили.
– Ты не знаешь его так, как я.
И это было единственной правдой, сказанной в ту ночь, когда мы обе лгали друг другу.
Я впиваюсь ногтями в ладони. Оппортьюнити изгнал Тайлера – и вместе с ним всю его семью, – но Отем этого не заметила. Она привыкла быть одна. Отем не хотела ни с кем быть связанной, и Оппортьюнити обрезал эти связи за нее.
– Вернитесь на свои места. Я не хочу, чтобы кто-то кинулся на меня.
Голос Тайлера эхом разносится по залу.
Отем еще крепче сжимает мою руку.
– Ш-ш-ш-ш, – рассеянно шепчет она, прижимая меня еще крепче. – Оставайся здесь. Не надо, чтобы он тебя видел.
Большинство учеников не двигаются с места, но Тайлера это не тревожит.
Он снова поворачивается к сцене, и следующая пуля впивается в ногу одной из учительниц. Она со стоном падает.
– Убирайтесь, – шипит он. – Убирайтесь со сцены!
Мистер Джеймсон замирает, но ни он, ни другие учителя не делают ни шага.
Тайлер снова стреляет – на сей раз в сторону оставшихся на сцене членов хора. Они кричат. Учителя отступают к первому ряду.
Учителя тоже попали в ловушку. Но учитывая, что выбор стоит между жизнью и смертью, я на их месте тоже не мешкала бы.
– Мне нравится, какими внимательными вы стали. Почему раньше вы не хотели меня слушать?
В углу к стене привалилась миссис Нобл, учительница истории у новичков. Она пришла в нашу школу лишь в этом году. Не думаю, что она ожидала чего-то подобного. Лицо ее налито кровью, волосы торчат во все стороны.
На сцене остается последний учитель, мистер Джеймсон.
Наверное, он напуган так же, как мы, но меня поражает не нервная дрожь его рук и не пятна пота на рубашке. На его лице настоящая боль. Он поднимает руки, словно хочет достучаться до Тайлера, как до любого другого ученика своего класса.
