Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Мне показалось… показалось, что дом меня не принимает.
– Но вы все равно въехали.
– Потому что это ощущение изменилось, как только я ступила за порог. Внезапно я перестала чувствовать себя незваной гостьей. Мне показалось, что дом принял меня.
Я понимаю, что слишком разговорилась, и из-за взгляда этой женщины чувствую себя неуютно. К моей радости, по коридору затопали ножки непослушного ребенка, и экскурсовод обернулась – трехлетний мальчишка ворвался в комнату. Он, разумеется, понесся к каминным принадлежностям и тут же схватил кочергу.
– Трэвис! – окликнула его мать из соседнего зала. – Трэвис, где ты?
Экскурсовод забрала кочергу у мальчика и положила ее подальше на каминную полку.
– Молодой человек, – сквозь зубы процедила она, – не сомневаюсь, что ваша мама найдет куда более подходящее место для игры. – Она взяла малыша за руку и то ли повела, то ли потащила его прочь. – Пойдем поищем мамочку, хорошо?
Воспользовавшись удобным случаем, я тихонько выскользнула из зала и прошла по той же лестнице к выходу. Мне не хотелось говорить ни с экскурсоводом, ни с кем бы то ни было о странностях, происшедших со мной в Вахте Броуди. Пока не хотелось. Мне нужно было удостовериться в том, что́ я на самом деле видела.
Или не видела.
Я шагаю к своей машине по улице, заполоненной толпами туристов. Кругом царит оживление, и люди, среди которых я нахожусь, не пролетают сквозь стены и не исчезают вихрем теней во мраке. Существует ли параллельный мир, который не виден мне, – мир, населенный теми, кто жил здесь прежде? Может, они сейчас идут той же дорогой, что и я? Щурясь на ярком солнце, я представляю Такер-Коув таким, каким он был когда-то: стучат копыта по камням мостовой, дамы проплывают мимо в своих длинных шуршащих юбках… Но вот я моргаю, и мир прошлого пропадает. Я вернулась в свое время.
А Джеремия Броуди погиб сто пятьдесят лет назад.
И вдруг на меня нахлынуло горе, такое сильное чувство утраты, что я пошатнулась. Замираю посреди толчеи на тротуаре, и людской поток обходит меня с двух сторон. Почему я плачу? Отчего мысль о гибели капитана Броуди переполняет меня невыносимой тоской? Падаю на скамью и наклоняюсь вперед, сотрясаясь от рыданий. Я понимаю, что на самом деле оплакиваю не Джеремию Броуди. Я оплакиваю себя и ошибку, которую совершила и из-за которой столько потеряла. Как нельзя вернуть к жизни капитана Броуди, так нельзя оживить и Ника. Их больше нет, они стали призраками, и мое единственное избавление от боли – благословенная бутылка, что ждет в кухонном шкафу. Как же легко один бокал становится двумя, затем тремя и в конце концов четырьмя!
А ведь с этого все и началось. Слишком много шампанского было выпито в снежный канун Нового года. В моих ушах до сих пор раздается звон бокалов, а на языке тают шипучие пузырьки. Если бы можно было вернуться в тот вечер и предупредить новогоднюю Эйву: «Остановись. Остановись сейчас, пока не поздно».
Чья-то рука дотрагивается до моего плеча. Я резко выпрямляюсь на скамье и, обернувшись, вижу знакомое лицо: нахмурившись, человек смотрит на меня. Это доктор, которого я встретила в магазине хозтоваров. Я не помню, как его зовут. И разумеется, совершенно не хочу говорить с ним, но он садится рядом и тихо спрашивает:
– Вам плохо, Эйва?
Я утираю слезы.
– Все в порядке. У меня просто немного закружилась голова. Наверное, от жары.
– И это все?
– Я прекрасно себя чувствую, спасибо.
– Я вовсе не хочу совать нос не в свое дело. Просто вышел за кофе, и мне показалось, что вам нужна помощь.
– Вы что, местный психотерапевт?
Моя резкость ничуть не смущает его; он мягко спрашивает:
– А вы думаете, вам необходим такой специалист?
Я даже самой себе боюсь признаться, что ответ может быть утвердительным. Вдруг происшествие в Вахте Броуди – первый признак того, что здравый смысл покидает меня, что я слетаю с катушек?
– Можно узнать, вы что-нибудь ели сегодня? – произносит врач.
– Нет. Э-э-э… да.
– Вы не уверены?
– Я выпила чашку кофе.
– Ну, вероятно, все дело в этом. Я рекомендую поесть.
– Я не голодна.
– А может, хотя бы печенье? Кофейня очень близко, за углом. Я не стану кормить вас насильно, не волнуйтесь. Я просто не хочу, чтобы пришлось накладывать вам швы, если вы упадете в обморок и расшибете голову.
Он протягивает руку; мне неловко отвергать проявление доброты, которое застало меня врасплох.
Я беру его за руку.
Он ведет меня за угол и вниз по узкой улочке к кофейне «Без затей», которой, как ни печально, очень хорошо подходит это название. В свете флюоресцентных ламп я вижу линолеум на полу и стеклянную витрину с неаппетитной выпечкой. По своей воле я бы в такое заведение не зашла, однако, как оказалось, кофейня довольно популярна среди здешних жителей. Я замечаю мясника из продуктового магазина, уплетающего датский язычок с сыром, и почтальона, который ждет своей очереди, чтобы оплатить кофе навынос.
– Садитесь, – говорит доктор.
Я по-прежнему не могу вспомнить его имя, но признаться мне неудобно. Сажусь за ближайший столик, надеясь, что кто-нибудь окликнет моего спутника. Увы, девушка приветствует его из-за прилавка радостным возгласом:
– Здравствуйте, док! Что будете?
Дверь распахивается, и входит еще один знакомый персонаж. Донна Бранка скинула свой пиджак, ее светлые волосы, обычно уложенные идеально, от влажности слегка взлохмачены. От этого управляющая выглядит моложе, и я почти вижу в ней ту красивую и загорелую девочку, какой она была, прежде чем взрослая жизнь заставила ее надеть деловой костюм. Заметив доктора, Донна вся расцветает:
– Бен, я как раз надеялась с вами встретиться! Сын Джен Освальд собирается поступать в медицинскую школу, и только вы способны дать ему по-настоящему дельный совет.
Бен. Ну конечно, я вспомнила: его зовут Бен Гордон.
– Я с радостью позвоню ему, – обещает врач. – Спасибо, что сказали.
Он направляется к моему столу, и Донна пристально смотрит ему вслед. А потом замечает меня и широко раскрывает глаза, будто происходит нечто невероятное. Я что, не имею права сидеть за одним столиком с доктором Гордоном?
– Вот. Это поднимет уровень сахара у вас в крови, – поясняет он и кладет передо мной печенье.
Оно размером с блюдце и щедро утыкано кусочками шоколада.
У меня нет ни малейшего желания есть это печенье, но из вежливости я пробую кусочек. Катастрофически сладкий, скучный, однообразный вкус – почти как сахарная вата. Даже ребенком я знала, что в каждом хорошем рецепте сахар должен уравновешиваться кислинкой, горчинкой или солью. Я вспоминаю первую партию овсяного печенья с изюмом, которое испекла сама. Как охотно мы с Люси принялись лакомиться им, едва вытащив противень из духовки! Всегда щедрая на похвалу, Люси провозгласила это печенье самым вкусным на свете, но я не поверила. Как в самой жизни, в кулинарии важен баланс, и я сразу поняла, что в следующий раз нужно обязательно добавить в тесто больше соли.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
