Проснись! Проснись! Проснись!
— Ты не спишь, Варя! — удерживает меня за руки.
В его голосе слышится такой гнев, что я послушно затихаю; но, как оказалось, получателем всей агрессии парня была не я.
— И кто стал моим сибаритом? — беззвучно шевелю губами.
На большее меня не хватает, потому что в ушах звенит, а окружающий мир немилосердно вращается, заставляя меня чувствовать приступ тошноты.
— Ярослав Поляков.
В этот момент почва из-под моих ног просто уплывает в никуда, и я проваливаюсь в темноту.
— Варя! Варя!
Голова разрывается от нестройного хора голосов, звучащего со всех сторон; не могу идентифицировать говоривших, зато лёгкие хлопки по щекам, пытающиеся вернуть меня в сознание, чувствую сразу. Досадливо морщусь, пытаясь отмахнуться от назойливых ударов, но головой стараюсь не мотать: меня всё ещё мутит.
— Она приходит в себя.
На этот раз узнаю голос Вадима, и на меня тут же стальной стеной обрушивается воспоминания нашего последнего разговора. Меня снова сковывает приступ паники, когда я осознаю, что моё будущее теперь зависит от человека, с которым я случайно столкнулась тогда в «Утопии», и который явно точил на меня зуб — уж очень красноречивыми были его взгляды. Я ещё тогда должна была заподозрить что-то неладное, когда мы с Ярославом встретились у входа в корпорацию — его злорадная ухмылка была весьма красноречивой, просто я по своей наивности решила, что меня это не касается. А теперь Вадим просто убивает меня новостью о том, что мы идеально друг другу подходим, но жить под одной крышей никогда не будем. Тело от страха заходится мелкой дрожью, которую я не могу контролировать.
— Ну, ну, тише, — ко лбу прикладывается прохладная ладонь мамы.
Пытаюсь разлепить веки, и в глаза тут же ударяет яркий свет, который заставляет меня зажмуриться снова. Несколько раз промаргиваюсь, привыкая к яркости, и, наконец, могу снова нормально видеть. Первое, что бросается в глаза — обеспокоенное лицо мамы — она без конца причитает и ощупывает мой лоб; после вижу Вадима, который сидит на корточках у моей кровати и держит меня за руку — его лицо выглядит очень задумчивым и напряжённым, будто он даже не здесь. Папа стоит чуть поодаль, и в его глазах читаю немой вопрос, в порядке ли я, а брат хмурится, не понимая, что вообще происходит, и почему я потеряла сознание. А я чувствую такую глубокую растерянность, что мысли в голове мечутся испуганными хомячками.
— Что случилось, дорогая? — снова привлекает внимание мама.
Прикусываю губы и просто молча качаю головой, потому что не могу открыть рта — сразу расплачусь.
— Можно, я сам поговорю с ней? — спрашивает маму Вадим. Она собирается возразить, но друг её останавливает: — Я потом всё вам расскажу.
Родительница внимательно на меня смотрит несколько секунд, а после кивает и выводит всех из комнаты.
— Почему? — хрипло каркаю и прокашливаюсь. — Как это вышло?
Вадим усаживается радом на кровать.
— Если честно, я сам до конца не понял, что там произошло, — хмурится. — Отец сказал, что твоё имя просто вписали в личное дело Полякова ещё в конце июня.
Мозг пытается лихорадочно отследить в его словах логику: в конце июня я ведь ещё только на первый приём пришла, и не могла…
— О, Боже… — срывается с губ испуганный шёпот.
До меня внезапно доходит, и реальность просто обрушивает на мою голову свой стальной каркас: все злорадные ухмылки Ярослава, его пронзительные взгляды, то, как он внезапно передумал отвечать на мою грубость тогда, в коридоре… Он уже в тот момент спланировал свою месть, а я, как дурочка, решила, что не стоит принимать его всерьёз.
— В чём дело? — хватает меня за руку Вадим, требуя ответа.
И я послушно выкладываю ему всё, как есть — про то, как столкнулась с Ярославом в «Утопии» в свой первый день; про то, что недружелюбно с ним разговаривала после того, как он попросил извиниться перед ним… Про его усмешку через неделю после нашей стычки и про внезапную любезность психолога на повторном приёме — об этом я вспомнила только что… В общем, к концу моей исповеди лицо Вадима уже горело праведным гневом.
— Я понял — сукин сын просто решил на тебе отыграться. А я-то всё пытался понять, почему он так упорно отказывался поговорить со своим отцом о том, чтобы мы поменялись аккомодантами! Получается, он врал, когда говорил, что это от него не зависит — «Так решили специалисты по распределению»…
— Ты разговаривал с ним? — от удивления голос взлетает на две октавы. — Как давно ты знаешь о том, что происходит?
— Уже пару недель, — нехотя признаётся, устало потирая шею. — И как только узнал, пытался всё исправить, но ничего не выходит. Прости, Варь.
Так вот, почему он постоянно пропадал; вот какими важными делами он был занят — пытался вернуть меня.
В голове всплывает очередное воспоминание:
«Ты хоть знаешь, кому нахамила?»
«Судя по его взгляду, он тебя так просто в покое не оставит».
Какая же я идиотка…
— И что теперь? — спрашиваю сквозь комок, застрявший в горле.
Я имею в виду не только свою дальнейшую судьбу, но и наши с Вадимом отношения: вряд ли мы сможем встречаться после того, как я перееду к Ярославу.
— Я бы очень хотел сказать, что всё будет хорошо, но не уверен в этом, — глухо отвечает парень. — Не хочу тебя пугать, но я немного знаком с Поляковым, так как наши отцы работают вместе — пусть он не самый конченный урод из всех, но он всегда делает только то, что хочет; если он что-то вбил в свою голову — он обязательно этого добьётся. Я пытался надавить на отца, но он не собирается разрушать отношения с заместителем мэра из-за… того, что ты не стала частью моей семьи.
Я догадываюсь, что на самом деле хотел сказать Вадим — «Мой отец не собирается разрушать отношения с заместителем мэра из-за какой-то девчонки»; и я не виню за это ни его, ни его отца — может, на их месте я вела бы себя ещё хуже. И вряд ли я сама стала бы выяснять отношения с такими людьми — я всего лишь девочка с периметра, не имеющая собственного голоса.
— Сколько у меня есть времени? — спрашиваю безразличным тоном.
— Я думаю, они ещё не знают, что ты в курсе; если твоё письмо о распределении придёт завтра, то у тебя будут сутки или двое на сборы.
— Сейчас ведь начало августа, — хмурюсь. — Что мне там делать целый месяц до учёбы?
— Полагаю, они собираются привести тебя в подобающий вид и научить тому, как ты должна вести себя под их крышей.
Невесело усмехаюсь.
— Подогнать под себя, в общем.
— Мне правда жаль, Варя.
Я верю. Я действительно верю ему, потому что в его голосе слышно неподдельная злость, обида и разочарование. Но мы оба в данном случае бессильны, а значит, можем только принять реальность и двигаться дальше.
