Ответ женщины был далеко не утешительным.
– Сомневаюсь, что вам удастся что-нибудь найти. Я уже говорила, что люди здесь живут очень замкнуто; в любом случае, они слишком заняты своми фермами, чтобы предоставить иностранной гостье те условия, на которые она вправе рассчитывать. Вы, наверное, заметили, что женщины работают в поле наравне с мужчинами и даже детям даются посильные задания. – Она взглянула на свои карманные часы. – У вас есть два часа до отхода парохода. Но даже если бы в вашем распоряжении был целый день, вы бы ничего не добились. Советую вернуться в Рипдал и обосноваться там. Тордендаль не оказывает гостеприимства чужакам.
Бет остановилась и резко повернулась к фрекен Ларсен – так, что та даже испугалась.
– Почему вы так говорите? Вы ведь сами приехали из Бергена, разве вы не чужая для них?
Фрекен Ларсен виновато улыбнулась:
– Я не хотела вас обидеть. Вы совершенно правы, но я уже давно живу здесь в большом доме Нилсгаард и привыкла пользоваться местным диалектом. Слова о чужаках вырвались сами собой. Извините.
– Значит, эта фраза здесь в ходу, не так ли?
Бет не припоминала, чтобы мать когда-либо употребляла ее, но Астрид Стюарт любила больше рассказывать о тех сторонах жизни в долине, которые ей были приятны, и старалась выбросить из памяти все горестное и мрачное. Это часто бывает с людьми, отчаянно скучающими по дому.
– Ну, что ж, раз вы заговорили об этом, могу сказать, что вы правы. Местные жители повторяют ее каждый раз, когда с гостем приключается какая-нибудь неприятность. Только на днях я слышала ее, когда приезжий торговец поскользнулся, спускаясь с лестницы нашего магазина, и повредил лодыжку. Мне кажется, что здесь нет никакой связи, но не спрашивайте, как получилось, что эта фраза вошла в употребление, потому что этого я не знаю. – Она указала рукой вперед. – Пойдем вместе? Умоляю, не подумайте, что я имею что-нибудь против вас лично. Просто оговорилась, у меня не было никаких задних мыслей, уверяю вас!
Желание женщины загладить свою вину было абсолютно искренним, чувствовалось, что она не имела в виду ничего плохого и искренне сожалела о допущенной оплошности.
– Понимаю, – сказала Бет. – Однако я хочу остановиться в Тордендале, а не где-нибудь, и даже если мне придется жить в амбаре или хлеву, я не изменю своего решения.
Это заявление было сделано почти веселым тоном, но в нем чувствовалась твердая решимость.
– Кстати, если речь зашла об амбарах и хлевах, где находится ферма Холстейнов?
– Ее можно увидеть отсюда. Она расположена на противоположном берегу озера.
Теперь они вышли на дорогу, которая делила деревушку на две части и вела мимо магазина и домов прямо к причалу, где стоял на якоре пароход. Фрекен Ларсен указала на длинный двухэтажный дом с черепичной крышей, который был виден за деревьями на другом берегу озера. Бет почувствовала такое волнение, что вынуждена была замедлить шаг. Там родилась ее мать. Три поколения ее предков обрабатывали землю в Тордендале.
Гувернантка неправильно поняла вопрос Бет о Холстейнгаарде.
– Не рекомендую искать приюта в этом доие, – пыталась она отговорить Бет. – Холстейны всегда были очень зажиточным семейством, по крайней мере, мне так говорили, и большая часть земли по ту сторону принадлежит им. А на этой стороне правит Нилсгаард. Но я, кажется, придумала, кто может помочь вам! Лицо ее радостно сияло. – Пойдемте со мной в Нилсгаард, спросим у фру Серензен, экономки. Она знает всех в Тордендале.
– Очень любезно с вашей стороны! Охотно принимаю приглашение, – сказала Бет.
Дорога в Нилсгаард лежала через сосновый лес, усеянный дикими цветами, они росли даже в тенистых уголках. Бет внимательно рассматривала растения, но не пропускала ничего, что говорила фрекен Ларсен. Гувернантка болтала без умолку, не давая Бет возможности продолжить расспросы о Холстейнгаарде, но она не особенно огорчалась, надеясь со временем узнать все, что ее интересовало.
– Я приехала в Нилсгаард из Кристиании, где у меня была работа, – говорила фрекен Ларсен, – но не представляла тогда, что будет так трудно. Джулиана – прелестный ребенок, но живет в своем собственном мире. Если она что-то захотела, переубедить ее непросто, приходится вести постоянные баталии.
– Это и не удивительно, ведь она не может говорить, – заметила Бет.
Фрекен Ларсен поправила прическу.
– Так вы уже знаете о ее недостатке? Многие принимают ее молчание за робость и даже упрямство и реагируют по-своему. Джулиана очень чувствительна, пуглива и обидчива, но я уверена, что с ней нужно обращаться как с нормальным ребенком. Всегда стараюсь быть с ней справедливой, но и требовательность необходима.
Бет подумала, что, несмотря на стремление немного прихвастнуть, фрекен Ларсен весьма неглупа. Она прекрасно разбиралась в том, что нужно ее воспитаннице, понимала психологию ребенка.
– Как разумно вы поступаете, – одобрила Бет.
– Ее учили говорить в детстве, но года полтора назад, когда умерла ее мать – это был нечастный случай, и все произошло на глазах ребенка, – она потеряла дар речи от шока.
– Бедная девочка! – воскликнула Бет сочувственно. – Может быть, со временем это пройдет?..
– Мы все живем надеждой, но в доме стараются на эту тему не говорить. Мы пытались задавать ей вопросы, но создается впечатление, что Джулиана ничего не помнит о случившемся, за что нужно благодарить Бога. У ее отца есть свои причины запрещать даже упоминать об этих событиях в стенах Нилсгаарда, но это уже другая сторона трагедии, о которой, действительно, лучше забыть.
Фрекен Ларсен смутилась, невольно сболтнув лишнее, но ей редко приходилось разговаривать с приятными интеллигентными дамами, она тосковала по обществу и чувствовала себя в Тордендале очень одинокой. Одиночество только изредка нарушалось поездками в Лиллехаммер, чтобы купить все необходимое для занятий.
– Да, самое лучшее – забыть об этом, – повторила она твердо и переключила внимание на дом, появившийся из-за деревьев. – Вот и Нилсгаард. Он был выстроен в середине восемнадцатого века. Не такой величественный, как средневековые постройки в вашей стране, но хороший добротный дом для того времени. В ту пору датский губернатор имел удобную резиденцию во всех местах, куда ему приходилось наведываться для сбора налогов и других дел. Нилсгаард был выстроен на частные средства, а не на деньги из государственной казны, поэтому первый владелец имел право передать его по наследству дочери, когда та вышла замуж за сына местного священника. Так получилось, что дом оказался собственностью Бергсхолмов и с тех пор наследуется из поколения в поколение.
Бет знала об этом по рассказам матери.
– Я припоминаю историю любви местного юноши и дочери датчанина; мне о ней рассказывали когда-то. Но в то время говорили, что домом владела незамужняя дама…
– Совершенно верно. Старая фрекен Бергсхолм дожила до глубокой старости, а когда умерла, оставила дом внучатому племяннику, он-то и есть отец Джулианы.
