Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Джунковский вновь едва не прыснул смехом. Керенский, заметив его улыбку, взмахнул рукой, снова вышел из-за стола, с азартом крикнул:
— Уверен: мое горячее слово возбудит в народных массах утраченную любовь к свободной демократической России! — И он едва не крикнул «ура!», но под укоряющим взором Джунковского смутился, сделал вид, что и не собирался испускать боевой клич. Вдруг заговорщицким тоном сказал: — Генерал, вы должны знать, что сейчас, спустя три месяца после свержения старого строя, Петроград пребывает в состоянии политического неустойчивого равновесия. Грабежи, стачки на многих заводах, аресты неуступчивых фабрикантов бунтарями-рабочими, полное разложение многих частей Петроградского гарнизона, катастрофическая нехватка продовольствия — вот что мы имеем на сегодняшний день.
Джунковский резонно заметил:
— Александр Федорович, наведите порядок!
Керенский вскинулся:
— Вы, генералы, понимаете наведение порядка как пролитие крови. Я категорически против насилия. Мне дорог русский народ. Иное дело — большевики. Они годами и десятилетиями жили за границей. Для них народ — понятие абстрактное, материал для достижения своих амбициозных целей, не более! Как стало известно из агентурных источников, Ленин со своей заговорщицкой партией хочет незаметно подготовить и неожиданно осуществить в Петрограде выступление многих тысяч вооруженных солдат. И какую дату они избрали для выступления? Десятое июня — дата планировавшегося наступления на фронте. Ведь это явная игра на пользу Германии!
Джунковский спросил:
— Разве слабые большевики в состоянии захватить власть?
— Ленин не рискнет сейчас посягнуть на захват, но он делает все возможное, чтобы дестабилизировать обстановку в Петрограде. К счастью, у них в партии полный разлад. Два члена ЦК… — Керенский опять раскрыл записную книжку, — некие Сталин и Стасова, настаивают довести движение до конца, то есть захватить власть, а все Временное правительство перестрелять. Зато две более влиятельные фигуры — Каменев и Зиновьев — высказываются против выступления. — Застонал, как от зубной боли. — Вот уж точно: «Врагов имеет в мире всяк, но у меня их свыше меры!» О боже, что делать?
Джунковский обыденным тоном посоветовал:
— Арестовать весь большевистский ЦК и поставить к стенке.
Керенский замахал рукой, с решительным вдохновением воскликнул:
— Вы опять о своем! Неужели мы свергали царскую деспотию для того, чтобы самим стать палачами народа?
— Лучше строго наказать десяток преступников, чем подвергать кровавым испытаниям целое государство.
Керенский, словно его озарила нежданная мысль, остолбенело воззрился на собеседника, забормотал:
— Может быть, может быть…
Музыка Легара
Джунковский мысленно произнес: «Слава Тебе, Боже! До этого фигляра мои слова, кажется, дошли!»
Керенский вновь прошелся по кабинету туда-сюда, покачал головой:
— Можно быть прекрасным воином, но никудышным политиком. Бисмарк точно сказал: «Политика есть искусство возможного». Да-с!
Джунковский моментально нашелся:
— Тот же Бисмарк, кстати, находясь в России, утверждал: «Политика — это недуг, который надо лечить кровью и железом». Вот вы весьма политичны с Лениным, Троцким и прочими заговорщиками. Но если Ленин и его приспешники сумеют силой отнять у Временного правительства власть, то всех вас, министров, сразу же расстреляют, потому что большевикам надо будет укреплять свою диктатуру.
Керенский вплотную подошел к Джунковскому, наклонил набок голову, произнес трагическим тоном:
— Вы ведь не знаете, что с Лениным мы из одного города — Симбирска? И наверняка не слыхали, что мой отец был начальником отца Володи? Пусть в разные годы, но мы учились в одной гимназии. И главное, мистически-загадочное, — многозначительно поднял указательный палец вверх, — мы даже родились в один и тот же день — двадцать второго апреля. И как я могу убить Ульянова? С ранних лет в нашем доме я слышал от родителей эту фамилию — Ульяновы. Лично мне Володя Ульянов симпатичен, но, к сожалению, по натуре своей он интриган и заговорщик. Зато, как большинство полукровок, очень умен. Нет, никогда я не отдам приказа о его расстреле. Не могу и не хочу!
Джунковский усмехнулся:
— Опубликованы в газетах неопровержимые документы: Ленин, Ганецкий, Троцкий и прочие — германские шпионы. Идет война, и если мы не уничтожим внутреннего врага, то он всадит нож в нашу спину. Тем более что большевики заявляют весьма приятную для пролетариев программу: немедленное заключение мира, объявление буржуазии вне закона, то есть провозглашение кровавого террора и разрешение крестьянам захватывать помещичьи земли, а рабочим — фабрики и заводы.
Керенский кисло усмехнулся:
— Все это чепуха, обещать можно что угодно.
— А простые люди, преимущественно из тех, что ненавидят труд, как таковой, очень любят химерические обещания.
— Вы, Владимир Федорович, прекрасно оппонируете, могли бы стать великолепным оратором.
Джунковский, призвав на помощь все свои актерские возможности, прижал руку к груди и с пафосом воскликнул:
— Дело не во мне — генералов много, а вот Керенский у нас один. Дорогой Александр Федорович, ведь вы падете первой жертвой этих головорезов. Россия, слез не утирая, станет вечно скорбеть о вас…
Керенский слушал внимательно, затем печально закрыл веки, прислонил к ним носовой платок. Потом он принял вид, полный глубокомыслия. Несколько раз, словно что-то серьезно обдумывая, прошелся по кабинету, поглаживая ладонью подбородок. Остановился возле Джунковского, резанул рукой воздух и с торжественным пафосом произнес:
— В ваших словах, генерал, есть много сермяжной правды. Что касается смертной казни, то вы меня убедили, я вновь ее введу — на пользу революции. — Протянул руку: — Спасибо, что посетили меня!
Джунковский мысленно перекрестился: «Дошло до сознания этого остолопа, слава богу!» И еще, все время разговора помнил о просьбе графа Соколова. Уже стоя в дверях, сказал:
— Александр Федорович, вы наверняка слышали о подвигах Аполлинария Соколова?
— И что он хочет? — Керенский нетерпеливо дергал ногой, бросал взгляды на каминные часы и на дверь, давая понять, что аудиенция закончена. — На передовую? Такие люди там нужны. Пусть рапорт на мое имя напишет, я его направлю в распоряжение штаба Юго-Западного фронта.
— Пока его желание скромнее.
— Уточните! — Керенский был явно недоволен затянувшимся разговором.
— Согласно воинскому уставу, граф Соколов обязан о проведенной операции по потоплению германской субмарины «Стальная акула» доложить командиру, который отдавал ему приказ.
— Пусть докладывает, разрешаю!
— Дело в том, что этот приказ отдавал… государь Николай Александрович. Соколов хотел бы увидать царя…
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
