– Да нет! – оборвал Морис, кусая себе губы, чтобы не расхохотаться. – Ты имеешь в виду общественные работы? Но я бы на твоем месте, – подхватил молодой человек, решив подыграть шутке, – обратился в военно-морское министерство…
Бродяга не почувствовал подвоха.
– Дьявольщина! – воскликнул он, словно его внезапно осенило. – Конечно! Как я сразу не догадался!.. Все, что происходит на воде, должно касаться военно-морского министерства…
Он собирался было разглагольствовать и далее, но, к его величайшему огорчению, Морис поднялся и поспешно откланялся:
– Мне пора, ко мне должны прийти…
Бузотер уцепился за его рукав; неисправимому болтуну надо было выговориться.
– Чудненько! – вкрадчиво заметил он. – Известно, кого вы ждете! Она и впрямь раскрасавица, ваша малышка, господин Морис! Нечего ее прятать, я ж ее знаю… Говорю вам, я всех знаю!
Морис, утомленный его назойливостью, двинулся к выходу. Бродяга поймал его у самых дверей и лукаво шепнул:
– Говорю вам, я ее знаю, приходилось встречать возле вашего дома… Крошку Фирмену…
Слова Бузотера повисли в воздухе, бродяга оказался на набережной в одиночестве – Морис уже давно был на авеню Версаль и направлялся к своему жилищу.
После секундного колебания, в течение которого он прикидывал, как скоротать время перед сном, Бузотер вдруг припомнил, что Морис не допил кофе…
Бродяга поспешно вернулся в кабак, непринужденно подсел к наполовину заполненному стакану.
– За что уплочено, должно быть проглочено!.. – рассудил он.
Тем временем Морис, поравнявшись с закутком консьержки, задержался дружески поболтать с мадам Гурон:
– Все в порядке, мадам Гурон?
– Слава Богу, господин Морис. Вы с работы?
– Гм… – уклончиво пробормотал молодой человек, – с работы? Да нет, по правде говоря! Мадам Гурон, мне незачем от вас таиться, у меня была женщина… По понедельникам я бездельничаю…
– Бывает, – заключила консьержка. – Если есть средства, чего стесняться…
Морис, впрочем, с полным на то основанием, слыл в доме человеком, неплохо обеспеченным. Он не скупился, когда речь заходила о воздаяниях Божьих, исправно платил за квартиру, казался образованным более, чем обычно люди его положения; его ценили и уважали.
Когда, проходя мимо мадам Гурон, он удостаивал женщину своим вниманием, у той всегда было припасено ласковое и приветливое слово для этого приятного жильца.
Само собой разумеется, консьержка не разделяла таких чувств по отношению к новому квартиранту, который был никем иным, как Бузотером, после долгих уловок и невероятных препирательств обосновавшемся в мансарде на восьмом этаже, где он, выйдя из тюрьмы, довольно регулярно ночевал.
Бузотер, в сущности, хороший малый, оставался личностью более чем независимой. Бродяга по самому складу души, он мог заявиться в немыслимое время, и консьержка была еще счастлива, если он тихо добирался до своего обиталища, не был пьян и не крушил газовые рожки, когда ему приходилось во время подъема ухватиться за перила!
– Ко мне должны прийти, – пожелав доброго вечера, объявил Морис консьержке. – Если меня спросят, будьте столь любезны, скажите, что я дома.
– Разумеется!
Затем консьержка вскользь заметила с лукавой улыбкой:
– По всей видимости, вчерашняя красивая молодая дама?
– Гм!.. Возможно! – улыбнулся Морис.
Мадам Гурон посетовала:
– Что ж, молодость-то уходит! Когда я была молоденькой, у меня тоже были кавалеры, и поверьте, они со мной не скучали. Но, – продолжала она с неким сожалением, – прошлого не вернуть. Что вы хотите, всему свое время… Спокойной ночи, господин Морис!
– Спокойной ночи, мадам Гурон!
Минут двадцать консьержка, с нетерпением дожидающаяся десяти, чтобы погасить рожок, устраивалась в своем закутке на ночлег. Тем временем возвращалось большинство жильцов.
Внезапно в застекленной двери, соединяющей ее каморку с коридором, появился грациозный силуэт Фирмены Беноа.
– Добрый вечер, мадам! – своим чистым голосом произнесла девушка. – Господин Морис дома?
– Понятное дело, дома! – отозвалась старушка. – И вас дожидается! Можете подняться к нему, милочка! Разрази меня гром, если он не на лестнице, ловит звук ваших шагов! Влюбленные все на одно лицо… Я когда-то тоже…
Удовлетворившись сказанным, Фирмена проворно и легко упорхнула, не став слушать продолжения.
Старая консьержка нарочито громко довела свою речь до конца, затем, облегченно и довольно вздохнув, – она сильно притомилась за день, – прикинула свои шансы спокойно провести ночь:
– Все на местах, раньше шести никто не вылезет…
Внезапно ее лоб озабоченно сморщился:
– Нет этой скотины, Бузотера! Вот урод! Посмей он только приползти на карачках, живо вылетит вон! Может, хоть сегодня не надерется?..
С этой надеждой консьержка и хотела уснуть. Устроившись в кресле и не сводя глаз с часов на камине, она с томлением следила за движением стрелок, нетерпеливо дожидаясь десяти, чтобы потушить свет.
Седьмому этажу, где проживал Морис, не повезло с собственным газовым рожком. Последний располагался между маршами шестого. К площадке седьмого примыкал длинный коридор, куда выходили двери скромных, но чистеньких и уютных комнат, занятых, как правило, выходцами из среднего класса.
Пулей взлетев по лестнице, запыхавшаяся девушка на миг задержалась у дверей возлюбленного. Прежде чем постучать, она перевела дух – ей хотелось бросить нежное «здравствуй»; отдыхая, она машинально откинула вуалетку, чтобы любовник смог тотчас отыскать ее свежие губы, запечатлеть на них первый страстный поцелуй!
Через несколько секунд Фирмена с радостно колотившимся сердцем скромно поскреблась в дверь.
Никакого ответа!
– Консьержка же сказала, что он вернулся… – пробормотала она. – Да, конечно, он дома, мы ведь условились на половину десятого, я, правда, немного припоздала…
Фирмена обратилась в слух, но до нее не донеслось ни шороха.
– Может, он, бедненький, задремал? Устал, конечно! – сказала она себе.
Девушка вообразила радость любовника, когда тот, разбуженный настойчивым зовом, соскочит с кресла и откроет возлюбленной дверь.
Фирмена снова постучалась, прислушалась: опять ничего!..
Для очистки совести девушка представила себе расположение коридора. Возможно, она ошиблась комнатой?
Нет, на этот счет сомневаться не приходилось, она слишком хорошо знала, где живет Морис, чтобы так опростоволоситься.
