— Вот и до тебя донеслась слава о сказителе Каспро, — сказала Грай. — Но ведь и до нас донеслась слава о библиотеках Ансула.
— Значит, твой муж прибыл сюда, чтобы увидеть эти библиотеки?
— Он ищет в книгах пищу для своего искусства и своей души, — ответила Грай.
И после этих слов мне захотелось отдать им всю свою душу — ей и ему.
— Но ему, должно быть, известно, — бесцветным голосом продолжал Лорд-Хранитель, — что все книги в Ансуле были уничтожены, а вместе с ними — и многие из тех, кто их читал. В нашем городе запрещено иметь библиотеки. Здесь запрещено всякое письменное слово. Ибо слово есть дыхание Аттха, единственного истинного бога, и словам можно давать жизнь лишь с помощью дыхания. А ловить их в силки письменности — мерзкое богохульство.
Я вздрогнула; я ненавидела, когда он так говорил. Казалось, он и сам верит тому, что говорит. Словно это и впрямь его собственные слова!
Грай молчала.
— Надеюсь, Оррек Каспро не привез с собой никаких книг? — спросил Лорд-Хранитель.
— Нет, — сказала она, — он приехал, чтобы найти их.
— Легче «костер узреть в волнах морских», — откликнулся он.
Грай тут же нашлась:
— «Иль подоить в пустыне камень».
Я видела, как блеснули его глаза — почти незаметно, — когда она закончила начатую им знаменитую некогда цитату из Дениоса.
— Так можно ему прийти сюда, господин мой? — смиренно спросила она.
Мне хотелось крикнуть: «Да! Да! Конечно!», но Лорд-Хранитель ответил ей не сразу, и меня это до глубины души потрясло. Мне было очень стыдно, что он не сразу сказал ей, что будет счастлив пригласить их в наш дом, что им здесь все будут рады. Он довольно долго молчал, словно колеблясь, а потом вдруг спросил:
— Он ведь гость ганда Иораттха, верно?
— Еще будучи в Урдайле, мы получили известие, что Иораттх, ганд всех ансульских альдов, был бы рад принять у себя Оррека Каспро, ганда всех поэтов, если, конечно, тот согласится прибыть в Ансул и продемонстрировать ему свое искусство. Нам сказали, что ганд Иораттх — большой любитель старинных сказаний и поэзии. Как, впрочем, и все альды. Вот мы и приехали. Но отнюдь не в качестве его гостей. Он предложил кров нашим лошадям, но не нам. Присутствие неверующих в его доме стало бы оскорблением для великого Аттха. И Оррек будет выступать перед гандом под открытым небом.
Лорд-Хранитель что-то тихо сказал по-аритански; я не совсем уверена, но, по-моему, он говорил о том, что уж на небе-то места хватает и для всех звезд, и для всех богов. И посмотрел на Грай: поняла она или нет?
Она гордо вскинула голову, но сказала, как всегда, мягко:
— Я — женщина темная, необразованная. Он засмеялся:
— Вряд ли!
— Нет, правда. Мой муж, конечно, кое-чему научил меня, но мои собственные знания заключаются отнюдь не в словах. Мой дар — это умение слушать тех, кто говорить не может.
— Мемер сказала, что ты ходишь в сопровождении льва.
— Да. Мы много путешествуем, а путешественники всегда очень уязвимы. После того как умер наш замечательный пес, я стала искать другого сторожа, который ездил бы с нами. И однажды мы повстречались с кочевниками — они тоже были сказителями и музыкантами, — и оказалось, что эти люди поймали в ловушку львицу с детенышем, странствуя по горной пустыне к югу от Вадалвы. Мать они оставили себе для участия в представлениях, а детеныша продали нам. Она — очень хороший наш друг. Очень надежный. На нее можно полностью положиться.
— А как ее зовут? — тихо спросила я.
— Шетар.
— Где же она сейчас? — спросил Лорд-Хранитель.
— Сидит в фургоне, а фургон стоит во дворе, возле конюшни.
— Что ж, надеюсь в скором времени ее увидеть, — сказал он. — А поскольку я ни в коей степени не обременен верой в бога Аттха, то с легкостью могу предложить вам остановиться под крышей моего дома, Грай Барре, здесь найдется место и тебе, и твоему мужу, и вашим лошадям, и вашей львице.
Она поблагодарила его за великодушие, а он ответил с улыбкой:
— Великодушие — богатство бедняков. — С тех пор как Грай назвала имя своего мужа, в глазах Лорда-Хранителя будто огонек зажегся, освещая порой все его лицо. — Мемер, — сказал он мне, — в какую комнату?..
Я-то уже давно это решила и теперь подсчитывала в уме, хватит ли той рыбины на обед для восьми человек, если Иста сделает из нее рагу.
— В восточную, — быстро ответила я.
— А как насчет Хозяйских Покоев?
Это меня немного озадачило; в этих, некогда поистине прекрасных, изысканных покоях, что находились в старой части дома прямо над покоями Лорда-Хранителя, раньше жила его мать. А еще раньше, давным-давно, когда в Галваманде еще размещались и университет, и библиотека Ансула, эти покои принадлежали главе университета. В этих покоях уцелели даже окна в тесных переплетах, потому что выходили они на нижние крыши западного крыла дома, и из них была видна гора Сул. Но из мебели там сохранилась, по-моему, только кровать. Хотя я, конечно, могла перетащить туда из соседней, восточной комнаты матрас, а от себя принести стул.
— Хорошо, я сейчас там протоплю, — сказала я, потому что этими комнатами давно не пользовались и я знала, как там будет сыро и холодно.
Лорд-Хранитель очень ласково на меня посмотрел и сказал Грай Барре:
— Мемер — это мои руки и наполовину моя голова. Она мне не родная дочь, но она дочь моего дома и моего сердца. И у нас с ней одни и те же боги и предки.
И я, прекрасно зная, что принадлежу к роду Галва, вдруг испытала болезненную радость, услышав от него эти слова.
— Сегодня на рынке, — вдруг сказала Грай, — лошадь одного альда, увидев мою кошку, испугалась, встала на дыбы, сбросила седока на землю и понесла. Она летела прямо на Мемер. Но Мемер не растерялась: она поймала ее за поводья, остановила и еще довольно долго удерживала на месте.
— Ладно, я пойду вам комнату приготовлю, — сказала я, потому что мне было невтерпеж слушать эти похвалы.
Но Грай, извинившись, отправилась вместе со мной, желая помочь мне привести комнату в порядок. Когда мы устроили постель и разожгли в очаге огонь, она сказала, что теперь ей пора сходить на Портовый рынок и привести сюда Оррека. Я мечтала послушать его, и она об этом догадалась.
— Сейчас он, наверное, уже почти закончил свое выступление, — сказала она, — но я все равно буду очень рада, если ты составишь мне компанию. А Шетар я оставлю в фургоне. Ей там вполне хорошо. — А когда мы уже шли по коридору, она прибавила с улыбкой: — Я думаю, одной львицы для этой прогулки нам будет вполне достаточно.
Ну разве могла я не полюбить ее?
Итак, мы с Грай Барре снова отправились — на этот раз пешком — к Портовому рынку. И там я впервые услышала выступление великого поэта Оррека Каспро.
