Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Соня снималась теперь в историческом фильме, впрочем, в таком же «мыле», как и прежнее. Крепостные девушки, которых изображала массовка, были одеты в шелковые сарафаны и сувенирные лапти, а лицами напоминали фотомоделей. Лицо себе, кстати, Соня делала теперь сама: у нее это получалось лучше, чем у гримерши Лизы, которая, не утруждая фантазию, рисовала одно и то же на лицах всей массовки.
Но настоящего значения это все равно не имело. Даже в самом распрекрасном гриме Соню не покидало ощущение, что она участвует в каком-то неумелом розыгрыше, которым по неведомой причине занимаются взрослые серьезные люди. При этом все они почему-то считали себя высокими профессионалами и не стеснялись объяснять, в чем заключается их профессия: в том, чтобы варить «мыльную» развлекуху для недоумков.
Просматривая однажды сценарий серии, которую предстояло сегодня снимать – как обычно, просматривая впервые, – Борис матерился и орал:
– Что они тут понаписали, говнюки?! Это сколько ж событий они в одну серию понатолкали? Да у теток столько мозгов нету, чтоб и за три серии хотя бы половину этого освоить!
И его возмущение было вполне объяснимо: Соня давно уже поняла, что сериалы, в которых она снимается, рассчитаны на круглых идиотов. Действие в них разворачивалось так медленно, с таким бесконечным пережевыванием одного и того же события, что, если ты ненароком пропустил серий двадцать пять, то, включив двадцать шестую, в течение первых пяти минут мог разобраться, что к чему.
И диалоги: «Алло, это ты?» – «Да, это я». – «А я думал, это не ты». – «Нет, это все-таки я», – перестали ее удивлять.
«Может, так и надо? – думала она. – В жизни ведь все так и есть, и разговоры у людей в основном именно такие – ни о чем».
Но подобные мысли были сначала редки, а потом и совсем исчезли. Соне стало все равно, так же, как и всем, кто крутился в этом бедламе. Ну, кроме, может быть, продюсеров, которые получали за все это большие деньги. Но их Соня никогда не видела.
Поэтому она удивилась, когда оператор Миша однажды сказал ей:
– Сонь, мне с тобой серьезно поговорить надо.
– Про что? – не поняла она. – Про крупный план?
– Почти. В связи с крупными планами твоими, во всяком случае. Я тут присмотрелся к тебе...
Съемочный день был окончен. Девчонки уже ушли в большую, одну на всех – отдельные полагались только исполнителям главных ролей, – гримерку. Рабочие разбирали декорацию – завтра начинались съемки сцен, для которых она больше не требовалась. Картон и дерево, из которых она была сбита, рушились с диким грохотом.
– Присмотрелся – и что? – прокричала Соня сквозь этот грохот.
– Пошли-ка отсюда. – Миша потянул ее за руку. – Коньячку в буфете хряпнем.
– Сейчас, я только грим сниму, – сказала Соня.
– Ничего, небось не под Бабу-ягу гримировалась. Костюм сдай и приходи.
Когда Соня вошла в буфет – то есть это громко сказано было, буфет, на самом деле просто обшарпанные столики, стоящие у прилавка в коридорном закутке, – Миша уже прихлебывал коньяк из пластикового стаканчика.
– Так вот, присмотрелся я к тебе, Соня Гамаюнова. – Он был немногословен и не тратил времени на излишние предисловия. – И понял: артистки из тебя не выйдет.
Ничего себе! То есть, конечно, Соня и не предполагала, что хождение взад-вперед в составе «мыльной» массовки может доказать кому-то ее выдающиеся актерские способности. Но все-таки... Все-таки ей казалось, что Миша относится к ней по-доброму. Вон, даже крупные планы снимал, значит, выделял ее из толпы. Но тогда почему же?..
– Спросишь, почему? – усмехнулся Миша; видимо, этот вопрос был написан у нее на лбу крупными буквами. – Это трудно объяснить. Но в кадре сразу видно. Ты, Сонь, очень красивая. Взгляд отвести невозможно. Но, понимаешь... Не такая у тебя красота. Совсем не такая, как для кино нужна.
– Но... почему?..
Соня чувствовала, что у нее дрожат губы. Как странно – ей ведь и самой уже казалось, что она ошиблась, выдумав для себя какую-то необыкновенную актерскую судьбу, и съемки не вызывали у нее ничего, кроме равнодушия... Но при так вот в лоб сказанных словах ей стало до того обидно, что она почувствовала себя маленькой девочкой, у которой отняли любимую игрушку.
– Почему – этого не знаю. Но факт налицо. На лице, в смысле. У тебя внешность такая, знаешь... Модельная, вот какая! На этом поприще ты большую карьеру могла бы сделать. На всех обложках красовалась бы.
«Да не нужны мне эти обложки!» – чуть не воскликнула Соня.
Вдобавок к дрожащим губам она почувствовала, что глаза у нее наливаются слезами.
– Холодная у тебя красота, – безжалостно продолжал Миша. – Я не говорю, что это плохо, ну, если объективно твою внешность оценивать. Наоборот, очень даже эффектно, когда улыбка сквозь лед. Говорю же, смотрел бы и смотрел, не отрывался бы. Но играть совсем не умеешь. Что ты есть, то и есть. Перевоплощаться не умеешь. И эмоции у тебя так далеко запрятаны, что их, считай, совсем нету. А у актрисы все наружу должно быть. Особенно в кино – чувства должны на лице играть. – Он присмотрелся к Сониному лицу и добавил успокаивающим тоном: – Ты на меня не обижайся. Если бы я к тебе плохо относился, то и говорить бы ничего такого не стал. Но ты мне, наоборот, сразу понравилась. Не канючишь, не выпендриваешься, не вешаешься на кого попало по дешевке. Сразу видно, кремень-характер. Ну, мне и жалко стало: зря же ты здесь характер свой расходуешь. Уж поверь моему опыту, я не с рождения «мыло» снимал. В кино для тебя, как девки теперь выражаются, бесперспективняк. Если по большому счету, конечно.
И что она должна была на это сказать?
– Спасибо, Миша. – Соня уняла дрожь в губах и сглотнула так и не пролившиеся слезы. – Я пойду.
Ей показалось, что у Миши в глазах мелькнуло восхищение.
– Ей-богу, я бы в тебя влюбился! – сказал он. – Да только безнадежных дел принципиально не затеваю.
Глава 7
Соня не помнила, как добралась до Сивцева Вражка.
«И что теперь? – билось у нее в голове. – Вещи собирать?»
Она ни на минуту не усомнилась в том, что Миша прав. В самом деле же и опыт у него, и вообще... Да при чем тут чужой опыт! Соня чувствовала, что он прав, она изнутри себя это чувствовала. По растерянности своей, по тому странному анабиозу, в который впала, попав на студию...
На Сивцевом Вражке было пусто. Теперь, в августе, его жители разъехались из города кто куда – в дальние страны, в необыкновенные путешествия или на свои подмосковные дачи. Рабочий день был окончен, и сотрудники многочисленных маленьких офисов, расположенных едва ли не в каждом доме, разошлись по домам. И Сивцев Вражек вился между домами тихо, как река. И Соня шла по тротуару, как по берегу этой теплой реки, и незаметно успокаивалась.
К тому времени, как она оказалась неподалеку от узкого переулка, который сворачивал от Сивцева Вражка вправо и на котором стоял доходный дом, где она жила, спокойствие ее стало почти полным. То есть радости, конечно, никакой не возникло, но по крайней мере слезы глотать она перестала.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
