Говоря эти слова, Траян едва заметно подмигнул мне.
– Но что мне мешает слегка протянуть с его назначением? К тебе же я приставлю толкового адъютанта, который разбирается в таких вещах, как выплата довольствия, и при необходимости будет вместо тебя ставить свою подпись. На этот раз в Дакии вас будет поджидать куда больше опасностей, именно по этой причине мне и нужен во главе легиона настоящий солдат. А не какой-то там тщеславный выскочка в тоге, который мечтает пробиться в консулы.
– Цезарь… – начал было я.
– Только никаких благодарностей. Кто знает, вдруг ты не вернешься из этого похода. С другой стороны, сколько можно ходить с таким командирским голосом в первых копейщиках. Что касается того, что ты сегодня спас мне жизнь, прими вот это… – С этими словами император стащил с пальца кольцо и положил мне его в руку. – И вот это. – И он с чувством поцеловал меня в щеку. – А теперь ступай к лекарю, чтобы он перевязал тебе рану, после чего возвращайся ко мне за приказами.
Я открыл было рот, но так ничего и не сказал. В горле застрял комок, слезы застилали глаза, по руке текла кровь. Зато сердце было переполнено ликованием. Остальные офицеры, прежде чем последовать за Траяном, одарили меня пристальными взглядами: кто-то с улыбкой, кто-то с презрением, кто-то с нескрываемой завистью. Если я был слишком молод для первого копейщика, то что говорить про командование легионом?
Ты нажил себе не одного врага, приятель, сказал я себе. С другой стороны, какая разница? Честное слово, мне было все равно. Я посмотрел на кольцо, лежавшее у меня на ладони. Простое, тяжелое золотое кольцо, на котором было выгравировано всего одного слово: Parthicus – покоритель Парфии. Этим титулом удостоил Траяна сенат. Я надел его на средний палец, и оно пришлось впору, как будто специально для меня сделанное.
– Покоритель Парфии, – произнес я глухим от волнения голосом.
– Молодец, что накричал на него, – бросил мне один из преторианцев. – Мы уже устали напоминать ему, что нужно надевать шлем. Но можно подумать, он кого-то слушает! Это точно для него добром не кончится. Сам подставляет себя под удар, болван.
– Ничего, пока я рядом, можно не волноваться, – заверил его я.
Я даже не чувствовал боли, пока полковой лекарь зашивал мне рану. Когда же та зажила, я вытатуировал на ней букву Х. Что значит «Десятый».
Мой Десятый.
Глава 25
Плотина
– Прошу извинить меня, госпожа. Но к вам посетитель. Говорит, что по неотложному делу.
– Я слишком занята. – Плотина сделала аккуратную пометку на восковой табличке и потянулась за новой. За ее спиной, с ворохом выстиранных шелковых платьев, которые предстояло выгладить, суетились четыре рабыни. Две другие занимались починкой одежды. В углу пара мальчишек-рабов дожидались, когда их отправят с каким-нибудь поручением.
Императрица восседала за рабочим столом посреди всей этой суеты, занятая своими делами даже больше, чем они. На новом форуме предстоит воздвигнуть статую Траяну. Зимние платья и плащи нужно вынести из кладовой, развернуть и проверить, не потрачены ли они молью. Губернатор одной из провинций – не будем называть его имя – оказался по уши в долгах, и если пообещать ему небольшой заем, он наверняка окажет поддержку ее дорогому Публию. В общем, идеальная кандидатура… В винных погребах вновь завелись пауки…
Дорогая Юнона, сколько трудов свалилось на меня! Оказывается, самая большая рабыня Римской империи – это ее императрица!
– Он настоятельно требует, чтобы его приняли, – не унимался управляющий. – Это…
– Мне все равно, кто он. Сегодня утром у меня нет времени на посетителей.
Плотина пробежала глазами последнее письмо мужа – короткое, но как всегда, учтивое. Такое впечатление, будто он быстро набросал его кончиком меча в перерыве между битвами. Что поделать! Траян начисто лишен эпистолярного дара.
Плотина уже подумывала о том, не нанести ли ей мужу официальный визит, коль кампания затянется дальше. Два года назад она уже совершила путешествие в Антиохию, чтобы, как то и полагается верной супруге, провести рядом с мужем месяц-другой. Впрочем, то путешествие никак не назовешь приятным. Ох уж этот Восток с его восточными мухами, восточным вином, восточными шлюхами, которые величали себя римскими аристократками и даже надеялись разделить с ней трапезу. Нет, думаю, с визитом можно повременить еще год.
– Это Тит Аврелий Фульв Бойоний Аррий Антонин, – не унимался управляющий. – Говорит, что пришел по крайне важному делу.
– Кто из вас глух, ты или он?
Нет, ее посетитель явно не глух, этот юный выскочка, на которого теперь молится едва ли не весь Рим. Редко какое письмо Траяна обходилось без панегириков в адрес этого юнца – шла ли речь о строительстве бань или о том, с каким тактом он улаживал разногласия в сенате. Можно подумать, ее дорогой Публий не сделал для Рима ничего хорошего! Сделал, причем куда больше, но никаких аплодисментов в свой адрес почему-то не заслужил. Плотина постаралась пустить по поводу этого любимчика Траяна пару слухов: мол, на самом деле он пьяница, и вместо того, чтобы поклоняться римским богам, следует непристойным заморским культам вроде Изиды и Тараниса[6]. Увы, к великому ее прискорбию, никто этому не поверил. Как назло, этот мальчишка был ходячим воплощением добропорядочности.
– Боюсь, домина, я не могу ждать, – прозвучал из-за спины управляющего чей-то голос, Плотина подняла глаза: перед ее столом стоял Тит и явно не желал уходить. – Я должен поговорить с тобой, и я бы хотел, чтобы этот разговор не слышали посторонние уши.
– Ты не имеешь права без спроса входить в мои личные покои.
– А ты не имеешь права запускать руку в государственную казну, – спокойно возразил Тит. – И если ты готова обсудить этот вопрос в присутствии рабов, что ж, я не стану возражать.
Плотина в упор посмотрела на своего гостя. Стоявший за спиной Тита управляющий вытаращил глаза. Две рабыни, складывавшие ее шелка, испуганно застыли на месте, третья, прикрыв ладонью рот, что-то прошептала мальчишке-рабу, стоявшему наготове с кубком ячменной воды.
– Оставьте нас, – приказала Плотина.
Тит дождался, пока за последним рабом закрылась дверь.
– Спасибо, – произнес он и без приглашения опустился на стул. Он был в тунике и сандалиях – этот щенок даже не счел нужным по случаю визита к ней завернуться в тогу! – и даже небрит, как будто заявился к ней прямо из постели, не заглянув по дороге в бани.
– Разве так наносят визиты императрице? – холодно спросила Плотина. – Со щетиной на подбородке и с полным ртом дичайших обвинения?
Тит достал несколько свитков и разложил их на столе.
– О нет, отнюдь не дичайших.
Плотина посмотрела на первый свиток.
