У иностранки блестят глаза, и она начинает нервно сжимать кулаки. «Как хорошо, что попалась такая шмоточница!» – смеется Ламия в душе над женщиной, забывая, что недавно сама была такой.
– Так что у нас тут? – не выдерживает Грейс и подгоняет, желая увидеть обещанные цацки.
– Все на фотографиях, но если что-то вам… тебе понравится, то тут же мой слуга принесет из машины.
– Сколько это? – блондинка выбирает действительно самый красивый, тяжелый от драгоценностей плащ.
– Я платила тридцать пять тысяч…
– Моя дорогая! Забудь! – кокетка взрывается нервным смехом. – Товар, который покидает магазин, сразу теряет двадцать процентов в цене, поношенный – еще столько же, а неизвестного происхождения стоит максимально десять процентов начальной стоимости.
Клиентка оказывается хорошо подкованной в этом вопросе.
– Наверное, ты шутишь?! – возмущается принцесса и хочет встать и уйти от наглой перекупщицы.
– Не обижайся, – хватает Грейс ее за руку. – Таковы законы рынка. Никто тебе, моя дорогая, больше не даст.
– А сколько ты заплатила за эту тряпку от Сваровского, которую носит каждая вторая в Эр-Рияде? Тысячу?
– Полторы, – искренне признается она, не смущаясь невежливым, оскорбительным тоном собеседницы, – эта тряпка была новая, просто с плечиков и не с распродажи в гараже или по Интернету. – Скажи мне, на предложенные вещи ты можешь показать мне чек? – спрашивает она в конце.
– Разумеется, нет! – Ламия даже откидывается назад.
– Вот видишь! Если я захочу их отсюда вывезти, предстоят большие хлопоты, не говоря уже о том, что будет, если меня таможенники в Польше сцапают.
– Ты полька? – принцесса удивляется.
– Да. А что? Нас много здесь работает, – красотка смотрит с улыбкой на саудовку, и кажется, что она чего-то ждет.
– Везет мне на поляков, – говорит принцесса лаконично. – Сколько ты окончательно даешь?
Она спрашивает, пристально глядя в голубые глаза славянки.
– Как я уже говорила, десять процентов начальной цены. Выходит три с половиной, – Грейс непреклонна.
– Дашь четыре, и я покажу тебе неплохие украшения, которые сможешь при случае у меня купить.
– Окей. Пусть будет.
– Что ты на это скажешь?
Ламия раскладывает свой самый красивый комплект драгоценностей, состоящий из ожерелья, браслета, сережек и двух перстней. Они усажены большими, с ноготь, цейлонскими сапфирами и не намного меньшими саудовскими бриллиантами. Драгоценности блестят так, что у Грейс спирает в груди дыхание, а глаза блестят почти так же, как предлагаемые камни.
– Это настоящие бриллианты? – спрашивает она через минуту.
– Самые настоящие саудовские бриллианты.
– Аааа, – вздыхает Грейс разочарованно. – Это все равно что цирконы! Я уж подумала…
Принцесса не выдерживает:
– Что ты мелешь, женщина! Цирконы – это искусственное дерьмо, а саудовские бриллианты – это полудрагоценные камни, такие, как топаз, аметист или цитрин, – поясняет она дилетантке. – Они не трескаются, их нельзя поцарапать…
– Но это не бриллианты, – Грейс хорошо играет, делает недовольный вид, кривится презрительно.
– Я отдала за этот комплект сто тысяч риалов, – признается Ламия.
– Или у тебя слишком много бабла, или ты приняла решение необдуманно, – шутливо говорит Грейс, глядя с удивлением на продающую свое имущество госпожу. – За такие деньги могла купить машину. И не абы какую, самое меньшее «мазду 6», спортивную модель с автоматической коробкой передач и кожаным салоном.
– Автомобиль у меня уже был. И не один, – сообщает принцесса.
– Украшения – очень плохое вложение, потому что, если продавать, теряешь самое меньшее половину, а в случае с таким дорогим комплектом – так почти все. Никто за это не даст тебе больше десяти тысяч.
– Ты, наверное, шутишь?! – не может поверить собственным ушам Ламия.
– Нет, моя дорогая! Я часто покупаю неплохие блестяшки из вторых рук и знаю, что и как. Может, больше получишь, если продашь камни отдельно? – доброжелательно советует она так же, как и слуга-таец.
– А сколько бы ты дала? – принцесса не сдается и продолжает торговаться, потому что видит, что женщина очень заинтересовалась. Это единственный шанс и, возможно, единственный покупатель. – Посмотри, как это красиво! Какое неповторимое изделие! И не говори, что оно тебе не нравится.
– Окей, ты права, оно мне чертовски нравится, но я не люблю сорить деньгами. Я могу тебе заплатить только десять тысяч и ни копейкой больше.
– Ты шутишь! Как минимум двадцать!
– Пятнадцать – это мое последнее слово, – блондинка поджимает губы и плохо изображает безразличие.
– Если за столько, то возьми себе еще и эти рубины, – принцесса вытягивает очередной комплект, а полька сглатывает, потому что красные драгоценности ей тоже хочется купить.
– За рубины я тебе дам пять, в сумме будет двадцать за украшения и четыре за абаю. Добавь мне второй плащ или какой-нибудь перстенек, и выйдешь отсюда богаче на двадцать пять тысяч, – сообщает она о своем окончательном решении.
Ламия возмущается.
– Ты, наверное, какая-то еврейка? Хочешь меня по миру пустить? Берешь мои лучшие вещи за копейки! Женщина! Это разбой среди бела дня! – выкрикивает она.
– Послушай, – говорит Грейс театральным шепотом. – Ты хочешь продать, я – купить. Никто никого не обворовывает, если тебе не нравится мое предложение, то складывай свои затхлые шмотки – и никаких хлопот. Тебе нужны деньги, моя принцесса, но никто во всем Эр-Рияде ничего у тебя не купит, потому что неизвестно, не трефной ли это товар.
– Что значит трефной?
Блондинка говорит, смело глядя принцессе прямо в глаза:
– Краденый, дорогуша. Все знают, что тебя нет, вышла из игры. Говорили даже, что тебе голову отрубили, поэтому не рассказывай ерунды, будто я тебя обираю, потому что я… – она приглушает голос. – Я тебе, моя дорогая, помогаю!
– Откуда ты меня знаешь? Я не называла своего имени! – принцесса трясущимися руками начинает паковать вещи.
– Ламия, девочка! Я была у тебя во дворце на Аль-Тахасусси на прощальной вечеринке, – признается полька с ироничной улыбкой. – Звонить мужу, чтобы привез деньги, или нет?
Она ставит чашку кофе на скамью.
Женщина благородных кровей хотела бы сохранить лицо, но знает, что деньги ей необходимы.
– Ты меня грабишь. Когда он приедет? – спрашивает она наконец.
– Он работает в больнице Аль-Хаммади, это недалеко, каких-то двадцать минут.
Грейс с лицом победительницы так себя и чувствует.
