В Вашингтоне стало приемлемым говорить об уходе из Ирака и Афганистана, даже если повстанческое движение не будет задавлено ни в одной из этих стран. Давление на Северную Корею, Иран, Сирию, Венесуэлу ослабло. В правительственную политику США возвратился традиционный упор на государственный департамент, как на заглавного проводника внешней политики страны.
Мир оказался упорнее и самостоятельнее, чем думали либеральные американские империалисты пять лет назад. А американская готовность «покончить с тиранией в нашем мире» оказалась не беспредельной. Америка продолжает быть экономическим гигантом, но обнаружились грозные черты: огромный внутренний долг, разбалансированность внешней торговли, растущий разброс социального фронта – различия в состоянии богатых и бедных – невероятное различие, не похожее на социальные проблемы других развитых стран; растущий перевод целых профессий вовне, в страны со значительно более низким жизненным уровнем; усиление и ожесточение международной конкуренции.
Но наиболее ощутимой для США является «сегодняшняя политическая стоимость имперской экспансии – именно она приводит к усталости американской государственной машины, более ощутимой даже, чем начала ощущаться экономическая стоимость имперских предприятий»[294].
Быть единственной супердержавой (а не нацией «как все») оказалось быть постоянно на передовой линии огня – и повсюду. Вашингтон не ожидал, что самостоятельность, обернувшаяся одиночеством, окажется столь болезненной. Стратегическая задача «доминирования по всему спектру» оказалась изнурительной. Почти инстинктивно реализации этой цели воспротивились Европейский союз, Китай, Россия, Индия, Бразилия.
Несколько обстоятельств «работают» против продолжительного всемогущества имперского гегемона.
1. К власти в обеих палатах конгресса США в ноябре 2006 г. пришли демократы, доминирующий элемент их внутриполитической философии – повышение уровня налогов в стране – ведь империя требует жертв, в том числе и финансовых. Не собираются ли они доминировать в мире «бесплатно», пользуясь просто ослаблением (последовательно) мусульманского мира после 1700 года, Китая после 1850 года, Западной Европы после 1914–1945 годов, России после 1991 года? Ведь все поименованные силы прилагают старания восстановить свою мощь – военную в том числе – и настроены на координацию своих усилий.
2. Встает вопрос, как могут Соединенные Штаты контролировать огромный внешний мир, если расходы двух главных внешнемеханических механизмов – Государственного департамента и Американского агентства международного развития совокупно составляют всего один (!) процент федерального бюджета? Американское правительство тратит 16 процентов на военные нужды, но ведь империя не может жить одним лишь покорением непокорных.
3. Изменить функции военных? На этот счет внутри республиканской администрации идет борьба и похоже, что побеждают те, кто, словами политолога Джозефа Ная, предназначает военному ведомству ограниченную функцию: «Вломиться в дверь, избить диктатора и возвратиться домой, а не приступать к тяжелой работе создания демократического общества»[295].
Главное. Даже если Соединенные Штаты произведут более серьезную (чем просто создание Министерства внутренней безопасности) внутреннюю мобилизацию – и идеологическую и материальную – все равно жестким фактом реальности будет то, что все более растущий объем процессов в мире остается за пределами контроля даже самого могущественного государства. У Соединенных Штатов нет инструментов, воли и психологического настроя на постоянной основе вмешиваться во внутренние дела бесчисленного множества государств, заниматься постоянным мониторингом происходящих в этих государствах внутренних процессов, неблагодарным силовым вмешательством на постоянной основе.
Не нужно быть пророком, чтобы в данном случае предсказать будущее: не входящие в НАТО страны так или иначе начнут координировать свои силы, и это поставит предел возвышению части над целым, региональной военной организации Североатлантического союза над международным обществом. Площадкой испытания сил НАТО сегодня является Афганистан, где повстанческое движение так и не было поставлено на колени. И весь мир смотрит на Ирак – чем заплатит он за утерю суверенитета. И уже ужасается.
Феноменальный период, последовавший за крахом коммунизма в 1991 г., характерный неукротимым ростом американской экономики, когда США добавили в свой национальный продукт ВНП Германии (первый срок Клинтона) и ВНП Японии (второй срок Клинтона) очевидным образом был ориентирован на глобализацию. Коммуникационный бум, давший Интернет, мобильные телефоны и спутниковое телевидение, обещал стереть национальные границы, подорвать ценность государственных механизмов, создать надежную международную систему глобальной безопасности.
Огромная проамериканская зона включила в себя половину человечества. В нее вошли «старые союзники» – соседи по Северной Америке, Западная Европа, Япония Южная Корея, Австралия и Новая Зеландия и многие страны Латинской Америки. В благословенное для американцев десятилетие 1990-х годов к «старым союзникам» прибавились так называемые «новые союзники» – Восточная Европа, Россия, Китай, Индия, Бразилия. Теперь в эту зону входили более четырех миллиардов человек, более половины человечества, достигшего численности в шесть с половиной миллиардов.
Империя держит марку – держит войска в долине Рейна («чтобы замкнуть Германию в ограничительных структурах и не позволить разрушить существующий политический порядок на европейском континенте»[296]), на Окинаве («против возвращения Японии к практике 1930-х гг.»[297]), а с недавних пор в Центральной Азии и в Закавказье. Она контролирует Ближний Восток, умиротворяет Балканы, разрешает конфликты в Карибском бассейне, в Колумбии, в Тайваньском проливе и на Корейском полуострове. «Ни одна нация, – напомнил urbi et orbi президент Дж. Буш-мл., – не может себя чувствовать вне зоны действия подлинных и неизменных американских принципов свободы и справедливости... Эти принципы не обсуждаются, по их поводу не торгуются»[298].
Применение силы в межгосударственных отношениях, характерное для начала XXI века, первоначально придало Соединенным Штатам уверенности. Влиятельный американский журнал «Форин афферс» так пишет о наглядной эффективности применения американской мощи: «Успех военной операции в Афганистане продемонстрировал способность Америки проецировать свою мощь на нескольких направлениях одновременно и без всякого напряжения; при этом она увеличила военные расходы до 476 млрд дол. У Америки воистину уникальное положение. Если скепсис кому-то не позволяет видеть формирование современными Соединенными Штатами жесткой однополярной системы, тогда этих скептиков уже ничто не сможет убедить». Сомнения отставлены.
