Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Современный русский писатель Виктор Пелевин предложил демифологизировать Мамону. Он переименовал богоподобного Мамону в Орануса (Огаl+Апи8=Ротожоп). «Оранус — это примитивный виртуальный организм паразитического типа… бессмысленный полип, лишённый эмоций и намерений. У него нет ни ушей, ни носа, ни глаз, ни ума. Вместо крови у него — деньги, а центральной нервной системой служит реклама, advertising media». Он не зол и не добр, он примитивен и стоит эволюциоыно ниже, чем любая из его клеток в отдельности». А его клетками, по Пелевину, являемся мы все. Точнее, клетка Орануса-Мамоны есть не человек, но экономическая денежная проекция человека.
Человек — многомерное существо. Его можно проецировать на мамонскую экономическую плоскость, а можно — в пространство Христа и Церкви, или в кусок мяса для тигра, литр крови для вампира и т. д. Итак, «человек как клетка Мамоны» суть лишь проекция человека, лишённая влечения к Богу, Искусству, Любви. Мамона — это обращённое к гоям лицо Йысраиля, побочный продукт деспиритуализации мира. Мамонские взаимоотношения между людьми строятся по принципу «человек человеку — волк», утверждённому Гоббсом и развитому фон Гаеком, Поппером, Соросом, Глюксманом и прочими неолибералами. Это иудаистская норма для идеальных взаимоотношений вне общины, разработанная для общения с гоями, «осколками зла», по Каббале. Иными словами, неолиберализм суть безбожный иудаизм.
Христос — враг Йысраиля, поскольку Его Божественное вмешательство привело к его экскреции. Но Йысраиль не может признать это, не признавая, что Иисус это Христос. Поэтому Йысраиль создал миф о Разрушении Храма как своего рода альтернативный катарсис. Евреи верят, что строительство Храма полностью возвратит силы Йысраиля, приведёт его к сопричастности Богу, но они заблуждаются. Поскольку подлинной катастрофой Йысраиля было его отвержение Христа, строительство Храма станет самым большим еврейским проколом со времён Воскресения.
Мамона — враг Христа и в простом (пшат) смысле слова. Ведь христиан учат стыдиться богатства. Им с детства говорят о сравнительных размерах верблюда и игольного ушка. Они обычно осознают, что богатство редко приходит к честным людям. Они не упиваются властью, потому что помнят: первый здесь будет последним в Царствии Небесном.
(Как это не похоже на реальных христиан, воскликнет еврейский читатель. Да, христиане не так хороши, как того требует их вера, а евреи не так ужасны, как того требует их вера, но и установки на идеал играют роль.)
У мамонцев таких сантиментов нет. Они стремятся к власти, потому что они приняли Ветхий Завет без новозаветного фильтра, и буквально понимают Исх. 27: 29: «Мой народ будет тебе служить, и все народы склонятся перед тобой, правь над своими братьями и сыны твоей матери поклонятся тебе». Они верят, что земное богатство — это благословение Божье, в то время как христиане считают, что благословен тот, кто несёт другим благословение.
Евреи, как правило, покорны Иысраилю. Каждый, кому доводилось спорить с евреями, знаком с их безграничной апологией еврейского поведения, с их безоговорочным отрицанием неприятных фактов, с яростью в спорах, скользкой, протеевой защитой Йысраиля и нападками на туземное общество. Их солидарность уникальна — бедные и богатые, коммунисты и неолибералы, они поют в унисон, хоть и на разные голоса. Русский может осуждать русских, англичанин может ненавидеть англичан, но если еврей перестаёт быть надёжным адвокатом Йысраиля, он перестаёт быть евреем, даже если он этого ещё не знает.
В 1648 году, во время гражданской войны на Украине, казаки пытались уговорить бедных евреев предпочесть классовый инстинкт верности своей касте. Они направили делегацию и та предложила защиту и покровительство еврейской бедноте, потому что в их глазах война была классовой: украинское крестьянство в союзе с воинственным казачеством против эксплуататоров — польских помещиков и еврейских арендаторов. Казаки не считали бедных евреев и поляков своими врагами. Но еврейская беднота отклонила их предложение и ушла вместе с богатыми евреями, пишет еврейский историк-марксист Саул Боровой.
В наши дни евреями движут различные идеи, они поддерживают разные партии и идеологии. Но и из разных лагерей они поют в унисон. Так, сейчас они воюют с миром ислама, с этим великим вместилищем непокорённого духа. Начиная с первосвященника культа Холокоста, Эли Визеля, до крепкого антисиониста Лени Бреннера, от израильского левого профессора Бенни Морриса до крайне правого каббалиста Баруха Марзеля — все они выражают свою враждебность исламу, хоть и объясняют её по-разному: исламофашизмом — Визель, заботой о правах женщины — Бреннер, прогрессивными идеями — Моррис, и Божьей волей — Марзель.
Того, кто не поёт в общем хоре, кто не ощущает причастности к сверхорганизму, кто не тщится оправдать преступления евреев, тот попросту не еврей, даже если родился в еврейской семье. По какой-то ошибке такой недоеврей не установил телепатической связи со сверхдушой. Такое случается и с пчёлами, но те обычно умирают без улья.
Это еврейское чувство принадлежности к улью превосходит обычный национализм, и они сами не могут постичь его природы до конца своих дней. Поэтому они играют в «добрую старую игру в напёрстки» (по остроумному определению Майкла Ноймана): «Смотрите! Евреи это религия! Нет! Раса! Нет! Национальность! Нет! Особая культура! Нет! Религия!»
Историк-антисионист Иоаким Мартилло попытался отделаться от неприятной для материалиста уникальности евреев, поместив сионизм в исторический и географический контекст Восточной и Центральной Европы. Он переименовал евреев в «ашкеназов», чтобы избавиться от религиозной коннотации и свести вопрос к местным восточно-европейским реалиям. Он отметил сходство между сионизмом и национализмом и конфессионализмом восточно-европейских народов, и охарактеризовал сионизм как «органическую» «примордиальную» идеологию, отрицая веру еврейских учёных (и не только их) в исключительность евреев.
Но его редукция не сработала. Сколько бы мы ни отвергали концепт еврейской исключительности (равно как и уникальности Христа и Церкви), он возвращается при столкновении с реальностью. Если ашкенази — обычное восточно-европейское племя с органической примордиальной идеологией, наподобие сербов при Милошевиче, как утверждает Мартилло, почему тогда в господствующем дискурсе принято проклинать все органические движения, кроме сионизма? На чем основано это исключение? Почему New York Times не позволяет сербам или японцам создавать органические движения и предаваться примордиалистским мечтаньям, но защищает сионизм? Если сионизм так похож на немецкий нацизм, почему СМИ проклинают последний и благословляют первый? Как маленькое восточноевропейское племя сумело занять господствующие позиции в дискурсе Америки и России, а в немалой степени и Европы? Почему самое устрашающее и разящее финансовое оружие наших дней нашло воплощение в образе Джорджа Сороса? Почему глава МВФ, самой антинациональной организации, отдавший экономику России на растерзание международным компаниям, становится во главе министерства финансов Израиля, известного своим протекционизмом? Почему, по словам израильского журналиста Севера Плоцкера, все важные экономические решения нашего мира принимаются в синагоге, где молится глава американского казначейства? Почему господствующая идеология этих «почти сербов» стала парадигмой модерна под брэндом «неолиберализма»? Почему о сербах можно сказать всё, что угодно, но один намёк на «антисемитизм» замораживает чернила в авторучках?
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
