земле, чтобы получать от жизни удовольствие, то я намерен его получить. А плясать под дудку какого-то сверхсущества ради его развлечения – нет уж, увольте!
– Сверхсущества ли? – прошептал Келексел. – Что наступает после… после…
– Я обязательно это выясню… для себя. Причем со всем достоинством, на какое только способен. Это мой выбор, мое решение. Думаю, так я проживу дольше. Наверное, время не оставляет в покое, пока не примешь этого решения.
Келексел посмотрел на свои руки, на потемневшие ногти, сморщившуюся кожу.
– Однако я жив, – пробормотал он. – Я живу.
– Но ты не примирился с фактом, что жизнь – промежуточная стадия, – воскликнул Терлоу.
– Промежуточная?
Доктор кивнул. Он говорил и действовал наугад, пытаясь отвести неясную для себя опасность.
– Жизнь – в движении. И рискуем мы лишь одним – самой жизнью. Только глупец не способен понять, что обреченный не может умереть дважды.
– Но мы не умираем! – воскликнул Келексел с мольбой в голосе. – Мы никогда…
Он замотал головой, как раненый зверь.
– Всегда остается утес, на который вы карабкаетесь, – напомнил Терлоу. – Не говоря уже о притягательной пропасти.
Келексел закрыл лицо руками. Каким-то своим примитивным, непостижимым чутьем врачеватель попал в точку.
Легкий шорох за спиной Келексела заставил Терлоу вскинуть голову – перед ним, пошатываясь и держась на косяк, стояла Рут. Ее взгляд скользнул по комнате и замер на Келекселе.
– Рут, – прошептал Терлоу.
Рыжие волосы были подняты наверх и перевязаны блестящей изумрудами лентой. Длинное зеленое одеяние опоясывала золотая цепочка с драгоценными камнями. Рут имела такой экзотический и отчужденный вид, что Терлоу испугался. По округлившемуся животу он догадался, что она беременна.
– Рут, – позвал он громче.
По-прежнему не удостаивая его вниманием, женщина с ненавистью смотрела в спину Келекселу.
– Какого черта ты не можешь умереть, – бормотала она. – Как я хочу, чтобы ты умер! Ну пожалуйста, Келексел. Ради меня. Умри!
Келексел отнял от лица руки и медленно повернулся. Она наконец видела его без вмешательства манипулятора, и такова ее реакция? Такова правда? Время понеслось с бешеной скоростью хема; вся прошлая жизнь вместилась в один удар сердца. Она желала ему смерти! Келексел почувствовал во рту горечь. Он, хем, почтил эту дикарку своим вниманием, а она мечтала о его смерти!
Если он совершит задуманное, триумфа, на который он рассчитывал, не будет. Он умоляюще протянул к ней руку – и тут же опустил, видя в ее глазах отвращение. Неприкрытое, искреннее отвращение.
– Прошу тебя, умри, – прошептала Рут.
С потемневшим от гнева лицом Терлоу двинулся на пришельца.
– Что ты с ней сделал? – прорычал он.
– Не двигайся! – гаркнул Келексел, выставив вперед руку.
– Анди, стой! – крикнула Рут.
Тот повиновался, уловив в ее голосе еле сдерживаемый ужас.
Рут положила руку на живот.
– Вот что он сделал, – хрипло проговорила она. – А еще он убил мою мать и отца, разрушил твою жизнь и…
– Насилие бесполезно, – сказал Келексел. – Вы не причините мне никакого вреда, тогда как я способен уничтожить вас обоих…
– Он может, Анди, – шепотом подтвердила Рут.
Келексел глянул на ее живот. Что за архаичный способ производить потомство!
– Ты ведь не хочешь, чтобы я уничтожил твоего дружка? – спросил он.
Рут молча покачала головой, страшась его власти. «Боже! Что задумал этот чокнутый карлик?» – ужаснулась она.
Терлоу не спускал с нее глаз. В зеленом одеянии, украшенном драгоценными камнями, Рут казалась неземной красавицей. К тому же беременной! От этого… этого…
– Странно, – продолжал Келексел. – Фраффин убежден в том, что вы – важный фактор нашего развития, что с вашей помощью мы можем подняться на новый уровень бытия – чуть ли не достичь зрелости. Пожалуй, он и сам не осознает, до какой степени прав.
Терлоу попытался приобнять Рут. Она оттолкнула его руку.
– Что ты задумал, Келексел? – предельно сдержанным тоном спросила она.
– То, что не удавалось ни одному бессмертному хему, – ответил Келексел. Сомнений в том, ради чего он сюда пришел, больше не оставалось; главное, чтобы хватило сил.
Он повернулся спиной к Рут, подошел к кровати Терлоу, брезгливо разгладил складки. В этот момент он ощущал на своих плечах груз всей цивилизации хемов, всего того, с чем его вид не желал мириться.
При виде Келексела у кровати, Рут испугалась, что сейчас он включит манипулятор и заставит Анди на них смотреть. «Господи! Только не это!» – мысленно взмолилась она.
Повернувшись к ним лицом, Келексел присел на кровать, слегка оперся на руки – покрывало было теплым и пушистым. От него исходил слабый запах пота, который странным образом возбуждал.
– Что ты задумал? – повторила шепотом Рут.
«Не отвечай», – сказал себе Келексел. Начни он отвечать – и прощай его решимость. Он не совершит ничего значительного, выберет путь наименьшего сопротивления, тот самый, который завел его вид в нынешний застой.
– Не двигайтесь, – скомандовал Келексел.
Он направил внимание внутрь себя, отыскал пульсирующий центр и сосредоточился на ритме сердцебиения… «Должно получиться. Процедура омоложения учит нас управлять каждым нервом и мускулом, каждой клеткой организма. Я справлюсь».
До сих пор он не давал определения своим действиям, лишь нащупывал возможности. А сейчас попытался замедлить сердцебиение.
Поначалу ничего не происходило. Затем он почувствовал, что пульс замедлился. По мере того как он обретал контроль, едва уловимая разница становилась все заметнее. Он заставил сердце биться в такт дыханию Рут: вдох – удар, выдох – еще удар.
Один удар пропущен!
Келексела накрыла непроизвольная волна панического страха. Он машинально ослабил хватку, пытаясь восстановить ритм. «Нет! Я не этого хотел!»
Однако им уже завладела иная сила. Страх обрастал еще большим страхом, ужас – еще большим ужасом. Неумолимая, сокрушающая боль сдавила грудь. Келексел представил утес, о котором говорил Терлоу, явственно увидел на нем себя, цепляющегося за любой выступ, хватающимся за любой шанс не сорваться в темнеющую пропасть.
Откуда-то издалека, из мутной дымки, в которую превратилась комната, донесся голос Рут:
– Ему плохо!
Келексел понял, что упал навзничь на кровать Терлоу. Полыхающая в груди боль переросла в нестерпимую агонию. Где-то глубоко внутри, в такт глухо стучало сердце: удар – агония, удар – агония…
Он почувствовал, как разжимаются пальцы, он вот-вот соскользнет. Под ним разверзлась бездна. В ушах засвистел ветер, и Келексел, крутясь и извиваясь, полетел в бесконечную мглу. Его догнал и исчез в пустоте слабый голос Рут: «Боже, он умирает!»
Доктор бросился к кровати, пощупал пульс на виске Келексела. Ничего. Кожа была сухой и гладкой, как металл. «Может, они не такие, как мы, – подумал Терлоу. – Может, у них пульс в другом месте». Он пощупал правое запястье. Рука казалась вялой
