Оппозиция поначалу вела себя осторожно, лишь спрашивая через принадлежащий ей печатный орган: «Каким образом государство, которое не в состоянии уберечь своих сумасшедших, может обеспечить безопасность своих нормальных граждан?» Потом она потребовала отставки правительства. Разумеется, ни одно правительство не сойдет до такой степени с ума, чтобы уходить в отставку из-за требований оппозиции. Однако после того как и восемнадцатая психиатрическая клиника внезапно опустела, несмотря на то что была окружена десятком вооруженных до зубов агентов, положение нашего правительства стало крайне шатким. Появившийся на телевизионных экранах старик президент выглядел очень уставшим и, я бы сказал, отчаявшимся: «Я не знаю, что происходит в этой стране…» — начал он, и это его признание тронуло до глубины души население республики. Затем он призвал граждан сохранять спокойствие и довериться ему и обвинил во всем, в первую очередь, вражеский лагерь, который, по всей вероятности, и похитил — с невыясненной пока что провокационной целью — наших дорогих душевнобольных. Но подлинным виновником, по его мнению, в конечном счете явилась нынешняя хилая демократия, при которой только и возможны подобные инциденты. Он с такой яростью набросился на демократию, называя ее непригодной уже формой управления современным обществом, что кто-то, видимо, из президентских советников, находящихся за кадром, был вынужден одернуть его. Президент запнулся, вытер сверкающим невинной белизной платком пот с морщинистого лба и заявил упавшим голосом, что он не видит иного выхода, кроме как предоставить полиции особые полномочия.
Утренние газеты, комментировавшие его речь, еще могли позволить себе придерживаться разных мнений. Одни подхватили, версию о вражеском вмешательстве, другие высказывали предположение, что сумасшедших просто убрали сторонники тех взглядов, согласно которым неизлечимо больные являются бременем для общества и посему подлежат уничтожению. Сатирическая газета осмелилась даже выступить с предложением о создании специальной фирмы по импорту умалишенных для заполнения опустевших клиник. А орган оппозиции опять задавал вопросы. «Почему, — спрашивал он, — исчезают те, кто в худшем случае может лишь переломать мебель в какой-нибудь комнате? А почему не те, действительно сумасшедшие, которые толкают наш народ в пропасть?..» Однако полиция уже получила особые полномочия, и безнаказанно задавать подобные вопросы было поздно. Газету закрыли, а ее редакторов арестовали за подстрекательство к дальнейшему похищению душевнобольных.
В интересах правды следует отметить, что правительство прилагало серьезные усилия, дабы разгадать всю эту мистику. Оно набило две психиатрические клиники амбулаторными больными, поместив в их среду и агентов-симулянтов. Однако настоящие больные, которые до этого тихо-мирно сидели по домам, непонятнейшим образом испарились, несмотря на усиленную охрану, а агенты-симулянты остались одни, ничего даже не почувствовав. В эту ночь они, как и вся охрана клиник, спали непробудным сном. Молва, естественно, извращенно истолковала цели этой операции правительства, приписав ему намерение планомерно изъять живущих дома тихих сумасшедших, с тем чтобы уничтожить и их. Радикально настроенная молодежь перебила окна многих правительственных учреждений, пролилась кровь. Те же граждане, у кого дома жили больные родственники, их попрятали. Несмотря на то что подвергаемая строгой цензуре пресса ничего не сообщила об этом, паника постепенно охватила всю страну, даже тех ее граждан, которые раньше никогда и не задумывались над тем, что на свете есть душевнобольные, и теперь были страшно удивлены, узнав о существовании такого количества психиатрических клиник. В обществе, где возможен подобный произвол, думали многие, никто не может дать тебе гарантию, что завтра и ты не будешь объявлен сумасшедшим, а потом не исчезнешь в какой-нибудь печи или на дне океана, — такие слухи тоже ходили…
Правительство обратилось за помощью к международной полиции, хотя тем самым оно здорово роняло свой престиж. Однако же коль скоро не удалось обнаружить ни малейшего следа пропавших, вполне естественным было предположить, что их вывезли за пределы страны. Объявления, которые Интерпол разослал по всему миру, были более чем необычными для этой почтенной и видавшей виды организации: фото, имярек, рост, цвет волос и глаз, выдает себя за китайца; или: страдает манией, что он жираф, и потому постоянно вытягивает шею и на всех смотрит свысока; или: при встрече с другими людьми воет волком…
Мир смеялся, а наше правительство начало готовиться к войне с соседним государством. Оно пришло к выводу, что в данной ситуации только война могла бы предотвратить революцию, и, дабы облечь это свое решение в демократический наряд, созвало распущенный ранее парламент. Вскоре на улицах столицы появились листовки, а в полицию и правительство стали поступать анонимные письма, извещавшие о том, что в назначенный день будут похищены и сумасшедшие — члены парламента. «Бесполезно пытаться предпринимать какие бы то ни было меры, — предупреждали листовки. — Все произойдет, как и до сих пор, внезапно и совершенно незаметно!» Войска и полиция окружили здание парламента колючей проволокой и танками, но на заседание не явился ни один депутат. Кто-то сослался на болезнь, кто-то — на необходимость отъезда по срочному делу… И хотя автор шантажа, давшего такой поразительный эффект, был быстро пойман, война не состоялась.
Пока правительство соображало, что́ ему дальше предпринять, разведка донесла, что и в сопредельном государстве (на которое собирались идти войной) сумасшедшие тоже исчезли из клиник, только тамошнее правительство, наученное опытом соседей, сумело на более длительное время утаить это от своего народа. Таким образом, президент, стоявший перед выбором — подать в отставку или начать войну, — смог вновь появиться на телевизионных экранах и с удовольствием объявить, что бедствие постигло и вражеское государство. А всего через несколько дней он отменил и особые полномочия полиции. Со всех концов земного шара стали приходить сообщения о том, что повсюду — и таким же точно таинственным образом — психиатрические клиники лишаются своих обитателей.
Никакие события за всю долгую историю человечества не потрясали его так глубоко. Удивление и растерянность быстро перерастали в мистический страх перед необъяснимым явлением, страх, угрожавший перейти во всеобщее безумие. Этому немало способствовали и разного рода философы, журналисты, политики, комментировавшие события в прессе, так же, как и необдуманные действия некоторых правительств: кое-где они выпустили больных из психиатрических клиник и отправили по домам. Эти душевнобольные не пропали, как многие их собратья, но вели себя на свободе чересчур буйно. Пришлось забрать их назад, а вскоре после этого и они словно растаяли в воздухе. Герон, патриарх философов, в одной своей публикации, обошедшей всю мировую печать, глубокомысленно рассуждал: «Если таким образом исчезнут все ненормальные на Земле, то что же тогда будет критерием нормальности? Способно ли функционировать общество, состоящее из одних нормальных людей?!» Церковь
