Мысли вяло бились о черепную коробку в поисках вариантов спасения и ничего не находили. От безысходности и обреченности перехватило дыхание, а неизвестность — буквально убивала.
Окружающие меня предметы воспринимались сквозь плотную дымку. Я и в сознании, и в то же время — словно в вакууме. Жуткая слабость вперемешку с заторможенностью волнообразно накатывала на сознание, вызывая непонятные ощущения. Разве так бывает после падения с лестницы?
— Дура! — вернулся в комнату Олег, грюкнув дверью. Я широко распахнула глаза, повернув голову в сторону доносившегося голоса. Тон грубый, давящий. От недавней участливости не осталось и следа.
Я смотрела в его глаза и удивлялась: как можно было не замечать их пустоты? Нет в них и капли сострадания. И намека на теплоту и любовь.
Вздрогнула, стоило ему опуститься у изголовья. Меня и так воротило от одного его присутствия, а тут ещё и близость. Я постаралась отползти по подушке вверх, избегая контакта, и вымучено застонала от резкого движения.
Грубый захват за здоровое запястье сорвал с моих губ жалобный крик, не позволяя отстраниться.
— Ну же, давай, сопротивляйся! Чем больше ты ломаешься, тем слаще будет победа, — надавил сильнее, дернув на себя. Я сморщилась, сцепив плотно губы.
— Не трогай меня! — задрожала, испугавшись накатившей слабости. Что ему мешает навалиться сейчас на меня и изнасиловать? Да ничего. И звать никого не нужно — и так в его власти. — Не прикасайся… я… не позволю тебе… — совершенно не способна сейчас выражать свои мысли. Они не слушались меня, как и тело. Такое ощущение, словно по мне проехался каток. Спина, рёбра, грудь, живот — всё болело, горело огнем.
Олег словно прочел мои мысли. С приторно-слащавой улыбкой прошелся свободной рукой по моему животу, нарочно задевая край футболки. Тонкая ткань задралась, обнажив покрывшийся красными ссадинами живот.
— Я так заботился о тебе, — вздохнул, — так берег, а ты… такая же, как и все. Шлюха, — выплюнул с презрением, надавив на трепещущуюся кожу.
— А ты убийца, — парировала, отползая через силу на противоположный край.
Он презрительно ухмыльнулся, взобравшись ногами на кровать и навис надо мной, повергнув в дикий ужас.
— Тогда мы обязательно найдем общий язык, — протиснул руку между моих плотно сжатых бедёр и, надавив, вынудил поддаться, разведя их слегка в стороны. Я заскулила, не в силах проявить сопротивление и попыталась свести их обратно, но ничего не получилось. Навалившееся сверху тело казалось каменной глыбой, а касающаяся бедра каменная эрекция едва не лишила здравомыслия. — Я ведь старомоден, Ладусь. Думал, раз невеста девственница, то и секс после свадьбы, но ты сама облегчила задачу. Знаешь, — протянул мечтательно, принявшись елозить рукой по промежности, срывая с моих губ тихий плач, — я так долго об этом мечтал, столько долгих ночей бредил лишь тобой одной… любой бы на моем месте рехнулся.
— Меня обязательно найдут, — задохнулась от страха, как только он расстегнул на джинсах пуговицу. Господи, лучше бы свернула себе шею. Лучше бы выбросилась из окна. Зачем отводить беду, чтобы потом вот так жестоко наказывать? — Лёшка… всё расскажет Павлу Олеговичу… Он знает о твоей причастности к смерти Максима. Пока ты тут… со мной…
Хваталась за любую возможность предотвратить неизбежное. По стеклянным глазам видела, что возьмет силой, закончит то, что оборвалось на лестнице и похрен на мое состояние и мольбы. Обезумевшего пса может остановить только выстрел в голову. И никакие угрозы не возымеют действия.
То, что мои слова для него пустой звук, стало понятно, когда с меня сдернули джинсы, приспустив до колен, а потом, хрипя от возбуждения, взялись и за трусы.
— Так даже лучше, Ладусь, — прохрипел, прижавшись носом к лобку. — Пускай приходят. У меня для них всё готово. Что? — поднял голову, с шумом вбирая воздух. — Не ожидала? Думала, испугаюсь? Так, вот, сладкая, ничего не получится. Видишь ли, дорогуша, если все узнают о моей причастности к смерти Максима, то твоя сестра пострадает первой. Она хотела его смерти не меньше моего, а то и больше, и у меня есть тому доказательства.
Он снова прижался носом к животу, постепенно опускаясь в самый низ и задыхаясь, начал шептать, какая я сладкая и ароматная. Что сходит от меня с ума и не выдержит, если не трахнет меня прямо сейчас. Он расписывал, как будет иметь меня во все щели, удерживая сутками в постели; как убьет Скибинского и всё его окружение; как поквитается с Гончаровым. А я пыталась вырываться, не обращая внимания на пронзившую спину боль, и рыдала навзрыд, умоляя прекратить.
Больнее всего было именно там, между ног. Где насухо терлись чужие пальцы. Но когда он расстегнул свои брюки, я не то, что похолодела, а едва не отдала богу душу, парализовано наблюдая за налившейся кровью толстой головкой.
Как я не вырвала в том момент — одному богу известно. Хотела подняться, но не получалось. Голова — словно свинцом налита. Будто каменной глыбой придавлена. Вокруг всё размыто, язык заплетался, тело сковано адской болью и одновременно подозрительной прострацией. Может… пока я лежала в отключке, меня обкололи чем-то?
— Что такое? — не пронял причину моего воя. — А-а-а, — понимающе усмехнулся, проследив за моим взглядом. — Чё, не нравится?
Это ведь не со мной всё происходит? Я сейчас сплю и мне сниться кошмар. Бывает же так, когда спишь и не можешь проснуться. Возможно и со мной так?
— Ничего, привыкнешь. Сосать, я думаю, научилась?
Я чувствовала, как животный глубокий страх заполнил меня всю, до отказа. Лежала под ним пластом и судорожно хватала ртом воздух. И в этот момент мне было всё равно на себя. Похер. Главное, чтобы с Лёшкой ничего не случилось. Чтобы выстоял, выдержал и конечно же, вздрючил всех по полной. Отомстил за меня. Сполна.
— Да не бойся ты, — рассмеялся этот больной ублюдок, заставляя обхватить член рукой. — Давай, прикоснись, он такой же, как у всех.
Я не чувствовала его плоть. Рука словно онемела, но я всё видела и слышала, и то, что видели мои глаза, вызывало жуткое омерзение. Все мои попытки отстраниться, вырваться из цепкой хватки лишь забавляли Турского.
Неожиданный стук в дверь прорвался сквозь заложенные от напряжения уши и зажег в груди робкий огонёк надежды. Господи, помоги, умоляю…
