трактовка сценического пространства! Ну, если дело за этим, то я тоже могу предложить оригинальный интерьер, хотя бы для вердиевской «Аиды». Пусть все действие происходит внутри пирамиды, и не какой-нибудь захудалой, а самой что ни на есть пирамиды Хеопса. Вот будет прочтение!!!
Часть 5
Общественные вопросы
Доктор Лиза. Она погибла в России
30.12.16
25 декабря 2016 года, с самого утра, на нас обрушилась трагическая новость: самолет с людьми разбился над Черным морем. Погибли 92 человека. Среди них Елизавета Глинка, врач, спасатель и спаситель многих и многих. Катастрофы тем и страшны, что не выбирают своих жертв.
Гибель Елизаветы Глинки, везущей лекарства для сирийского госпиталя, в этой связи особенно символична.
Она ни в коей мере не была связана с войной, человек мира, врач, она помогала всем нуждающимся в помощи. Но получается, что ее — вместе с остальными погибшими — убила война.
Рассматриваю фотографию. На ней милое, немного усталое лицо, темные, большие и какие-то невеселые глаза. Для чего она, эта молодая еще женщина, уехала от благополучной американской жизни, от троих мальчиков, двух своих и одного усыновленного, но, конечно, столь же любимого?
Скажете, ностальгия? Жажда подвига?
Елизавета Глинка. Фото: Life.ru
Послушайте передачу на ЭХО МОСКВЫ, где Елизавета Петровна рассказывает, как девять лет назад, в 2007 году, ей пришлось приехать в Москву. И знаете почему? Пропала ее мама. Мама Елизаветы была человек известный; Галина Поскребышева, врач-диетолог и кулинар, вела передачу на Первом канале. И вот — пропала. Дочь, приехавшая по SOS (у) из Америки, нашла мать в одной из московских больниц, с инсультом. К ней в реанимацию не пускали. А дальше началось «хождение по мукам» россиянки, вышедшей замуж за адвоката из Америки, в 24 года уехавшей из страны и успевшей подзабыть ее «звериные» порядки. Помните, в поэме Некрасова крестьяне жалуются, что чиновники не пишут «ни строки без трешника, ни слова без семишника»?
Вспомните и свой опыт, если вы сами или ваши родственники лежали в российской больнице. Елизавета с этим столкнулась. Деньги приходилось давать всем, три года она платила за аппарат искусственного дыхания, чтобы ее маму не лишали жизни. Жизнь своей матери она продлила на четыре года. А дальше… Она увидела, что жизнь человека в России ничего не стоит, что больного унижают на каждом шагу, даже не понимая этого. Боль и борьба за маму дали импульс для борьбы за других российских больных и страждущих.
В разговорах о ней все время слышу — помогала бездомным, ездила на вокзалы к бомжам… все так. Но не звучит главное слово. Это слово: унижение. С унижением в России встречаешься на каждом шагу. Доктор Лиза, по ее собственному признанию, отстаивала достоинство человека. Любого. Независимо от положения. Всякий человек имеет право на помощь. И право от нее отказаться.
Не так давно мы с мужем, идя по нашему Роквиллу, увидели ухватившегося за дерево, сидящего на корточках могучего седого человека. Спросили его, нуждается ли он в помощи. Да, он нуждался. Мы довели его до дома, окна в нем не горели, явно он жил там один. — Нужно ли вам помочь? Может, вызвать Скорую? Он отказался — и мы оставили его одного, помня такое американское понятие, как privacy.
Лизина мама, опекаемая дочерью, лежала в отдельной палате. А остальные? Такие примеры на каждом шагу — человек не может ходить, нуждается в особом уходе, а лежит в палате на семерых-девятерых. Это ли не унижение? В Бостоне мы навещали Никласа Бурлака, обыкновенного американского пенсионера, попавшего в больницу с сердечными проблемами. Он лежал один в палате, опутанный проводками, врачи следили за работой его органов на мониторах — за пределами палаты, к нему пускали посетителей, хотя он не мог разговаривать — для поднятия настроения! Лекарства больному предоставляла больница. А сколько российских больных в стационарах вынуждены покупать дорогостоящие лекарства за свой счет (помню, как моих родных поставили перед дилеммой: или уколы будут болезненными, или сами покупайте хороший препарат). Боже, как же далеки сегодняшние российские больницы (если они не для правящей верхушки) от средней американской!
В России Елизавета Сидорова, в замужестве Глинка, окончила Второй медицинский институт по специальности детский реаниматолог-анестезиолог. Тяжелая специальность, ведь от анестезиолога столь многое зависит при операции, особенно операции ребенка. В биографиях доктора Лизы пишут, что в Америке она получила «второе образование». Здесь нужно внести пояснение. В Америке врачи с иностранными дипломами должны их подтвердить. Иначе говоря, пройти через все зачетные экзамены, через которые проходит американский студент-выпускник. Чтобы начать врачебную практику, необходимо также закончить медицинскую резидентуру.
Сдать несколько сложных экзаменов на чужом языке в непривычном формате (экзамены сдаются на компьютере, что исключает коррупцию и подтасовки) — чрезвычайно трудно. Елизавета, как я понимаю, за пять лет не только подтвердила свой врачебный диплом, но и прошла резидентуру престижнейшего Дартмутского колледжа по специальности паллиативная медицина. Все ли россияне знают, что это такое? Возникло это направление в Америке и отсюда распространяется по всему миру.
С юности застряло у меня в памяти двустишие поэта Хайяма: «Легкой жизни я просилу Бога, — / Легкой смерти надо бы просить». Паллиативная медицина связана как раз с «легкой смертью».
Врачей учат, как обращаться с теми, кто болен безнадежно, как облегчить им уход из этого мира, сделать его спокойным и безболезненным. Обычно это касается раковых больных, а также очень пожилых людей. Вот на такого врача выучилась в Америке Елизавета Глинка. Работала в хосписах в Америке, открыла первый хоспис в Киеве.
А потом… потом после того, как не стало ее мамы, решила, что ее помощь нужна на родине. И работала одна как целый госпиталь — в больницах и в хосписах, на пожарах и наводнениях, с бездомными и брошенными людьми.
Можно представить, каково было ее мужу, Глебу Глебовичу Глинке, ее оставшимся в Америке детям, узнать о ее решении!
Лет девять назад, по просьбе «Нового Журнала», я писала рецензию на двухтомник поэта Глеба Александровича Глинки, кстати сказать, потомка поэта и декабриста Федора Глинки.
Как я понимаю, был он отцом Глеба Глебовича, мужа Елизаветы Глинки. В Америке Глеб Александрович оказался после войны: попал в плен, выжил, домой в Россию не возвратился — сумел избежать насильственной сталинской репатриации. Глеб Глинка и в Америке не изменил русскому языку и русской литературе — преподавал русистику в университетах, писал стихи… Стал одним из известных поэтов
