Последний день своего пребывания в Самборе Димитрий провел с Мариной. Он не мог наглядеться на нее, бесконечно любовался ее темными глазами, горделиво изогнутыми бровями и маленьким, красиво очерченным ртом. Сердце его рвалось на части, ему было страшно подумать, что завтра он расстанется с ней по меньшей мере на несколько месяцев. Но что делать – он прекрасно понимал, что, не став царем, не добьется руки этой надменной красавицы. Ему оставался один путь – в Москву, на престол Иоаннов.
15 августа 1604 года Димитрий во главе двухтысячного польского войска выступил к Киеву. Его сопровождали Ежи Мнишек, его сын Станислав и многие другие шляхтичи. Братья Вишневецкие отправились в свои владения, чтобы продолжить там вербовать войска.
Въезд в Киев был торжественным и праздничным. Местные паны устроили царевичу грандиозную встречу со звоном колоколов, пушечными залпами и фейерверком. Это смешение словно отражало состав Димитриева войска: хоругви летучих гусар, польские пехотные полки и откровенные разбойники, приставшие к рати в поисках возможности поживиться.
Здесь же, в Киеве, к войску царевича присоединились казачьи сотни атамана Андрея Корелы. Они привезли с собой пленного – дворянина Ивана Хрущова, посланника царя Бориса к казакам. Тот должен был объявить им, что Димитрий – жалкий самозванец, и уговорить его не поддерживать. Но Корела приказал заковать его и в кандалах привезти к царевичу.
Два дюжих запорожца вывели Хрущова и поставили перед Димитрием. Увидев царевича, пленный задрожал и упал на колени:
– Прости, государь родимый! – возопил он. – Вижу, теперь вижу я, что ты и впрямь сын Иоаннов, законный владелец трона Мономахова! Молю, прими к себе, верой и правдой служить буду, пока я жив!
Димитрий засмеялся и поднял дворянина с колен.
– Полно, полно, в чем твоя вина? Что верно служишь тому, кого считаешь государем? Так напротив, это заслуга. Другое дело, что ты заблуждался, считая Бориса законным царем. Но теперь ты прозрел, и я рад этому.
«А вот и первый служилый человек перешел на мою сторону», – с удовлетворением подумал Димитрий и, обернувшись, крикнул:
– Накормите его получше да оденьте потеплее!
Вечером царевич почтил своим присутствием торжественный обед в его честь, а уже наутро двинулся со своей ратью к границам Русского царства.
Семнадцатого октября, подойдя к последнему литовскому городку, Димитрий разделил свою армию на две части: с одной, состоящей из казаков Андрея Корелы и поляков, он двинулся на Чернигов, а вторую, возглавляемую атаманом Белешко, отправил через Путивль и Рыльск к Белгороду.
Вперед обеих армий Димитрий послал лазутчиков, которые раскидывали в городах, селах и на дорогах грамоты о том, что Божественной рукою спасшийся царевич спешит в Москву, дабы принять трон отца, просит «отложиться от хищника Бориса» и верно служить законному государю. Эти грамоты сделали больше, чем могло бы сделать любое войско: жители, давно наслышанные о появлении Димитрия, заволновались, и вскоре то там, то здесь начались восстания против местных властей.
Русское царство, XVII век
Восемнадцатого октября прибыли гонцы из Монастыревского острога с известием о том, что город готов открыть ворота Димитрию. На следующий день царевич со своим войском торжественно вступил в него, и жители встретили его хлебом и солью.
Через неделю те же вести пришли из Чернигова, а еще через две – из Путивля. Везде жители вязали воевод, городских старейшин и в оковах приводили к царевичу.
Димитрий принимал всех радушно, пленников сразу освобождал, не выказывая какого-либо недовольства, напротив – хваля их за преданность государю. И бояр, и людей служилых он одаривал деньгами и подарками, сдавшиеся города запрещал грабить, и слава о добром царевиче распространялась в глубь русских земель.
* * *
Первое большое сражение произошло у Новгород-Северского, который Димитрий осадил и несколько раз безуспешно пытался штурмовать. В городе с полуторатысячной московской дружиной заперся воевода Петр Басманов, и за три попытки штурма царевич потерял более сотни человек. Хотя к его рати присоединялись все новые и новые отряды, теперь уже из русских городов, но все же потери были ощутимы. Вскоре положение стало еще тяжелее, лазутчики Димитрия донесли, что на помощь Басманову идет сорокатысячное войско князя Федора Мстиславского и оно уже близко.
Димитрий не хотел ввязываться в бой, он понимал – по обе стороны теперь воюют преимущественно его подданные, но выбора у него не было. Царское войско подоспело к середине декабря, и через два дня неподалеку от Новгород-Северского состоялось сражение.
Под звуки труб, с развевающимися знаменами устремилось войско Димитрия на противника. Царевич лично возглавил атаку польской кавалерии. Размахивая саблей, он скакал впереди роты гусар и выкрикивал то ли команды, то ли воодушевляющие призывы:
– Вперед!
– Сомкнуть ряды!
– Пики к бою!
По рядам войска Мстиславского пронесся шепот:
– Царевич!
– Это сам Димитрий!
– Какой отчаянный!
Кавалерия с налета ударила в правый фланг царских войск, стремясь прорваться в тыл противника. Русские, многие из которых не желали воевать с царевичем, дрогнули. Удар подоспевших казаков и польской пехоты заставил войско Мстиславского отступить, а затем и побежать. Гусары бросились было в погоню, но Димитрий скомандовал:
– Стоять!
Станислав Мнишек, скакавший рядом, прокричал:
– Почему, пан Димитрий? Мы сейчас их всех перережем.
– Не сметь! – воскликнул царевич, взмахнув саблей и едва не задев Мнишека. – Это мои подданные! Вели трубить отбой!
* * *
Петр Федорович Басманов, окольничий лет тридцати пяти, сидел за ужином в своих палатах, в самом сердце Новгород-Северского. В дверь постучали, и вошел Жак Маржерет, французский капитан, пятый год командовавший отрядом иностранных наемников царя Бориса.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил Басманов.
– Весь вечер наблюдаем со стен за полем боя, сударь.
– Так ведь бой давно кончился? – удивился окольничий. – Эх, жаль, не успели как следует в тыл самозванцу ударить. Только вышли – а тут Мстиславский и побежал.
– Не хотят они, сударь, против природного государя выступать, – наставительно сказал Маржерет.
– Эва, сказанул… природного. Да самозванец он, и не говори мне иного, не поверю. Так что там на поле боя?
– Димитрий там. Ходит меж тел поверженных, плачет. Привел с собой попов из Чернигова и Путивля, отпевают.
– Вольно ж ему плакать, у него небось половина войска полегла.
Маржерет покачал головой:
– О наших плачет, о наших… то есть о ваших. О русских, в общем.
Брови Басманова поползли вверх.
