– Но вы вроде бы сказали, что максимальный срок от четырех до пяти лет?
– За каждое правонарушение. А он вовлек в сексуальное рабство шестерых несовершеннолетних девушек. Если хотя бы трое из них согласятся дать показания, этого уже хватит минимум на двенадцать лет.
Только теперь Нга-Йи окончательно поняла, что каждая из девушек на фотографиях была жертвой шантажа Чже Чунг-Нама. А ведь могла и раньше догадаться – он сам упомянул о «третьей маленькой рабыне», стало быть, существовало по меньшей мере еще две.
– Глядя на него, и не подумаешь, – пробормотала Нга-Йи. – Когда он начал свою презентацию, он выглядел как совершенно обычный человек.
– А вы считаете, что закоренелые извращенцы не выглядят как обычные люди? – N холодно рассмеялся. – Не будьте наивны. Преступники внешне ничем не отличаются от обычных людей. Очень часто у них работа как работа и нормальные семьи. Мы видим только одну их сторону. И те, кто принимает эту сторону за целое, скорее попадутся в их сети.
– А эти девушки смогут избавиться от него?
– Будем надеяться, что они получат помощь после того, что им пришлось перенести. – N немного помолчал. – Вы отказались мстить Вайолет То, но готов поспорить: вы не станете уговаривать меня проявить к этому мерзавцу милосердие?
– Таких гадов надо держать за решеткой пожизненно, – сказала Нга-Йи.
Она понимала, что не могла напрямую винить Чже Чунг-Нама в смерти Сиу-Ман, и все же, если бы он не стал трогать ее в вагоне поезда, все остальное не произошло бы. У Вайолет и ее брата было немало сложных причин поступить так, как они поступили, а Чже нападал на девочек только ради удовлетворения своих животных инстинктов.
Пока они разговаривали, машина проехала по подводному туннелю и вернулась на остров Гонконг.
– О, ведь вы снова воспользовались «атакой посредника», да? – неожиданно спросила Нга-Йи.
– Что?
– Я хочу сказать: в реальной жизни, когда вы сыграли роль представителя инвестиционной компании, чтобы обмануть Чже Чунг-Нама и его начальника, – пояснила Нга-Йи. – Вместо того чтобы создавать фиктивную инвестиционную фирму с нуля, вы наверняка взяли существующую компанию и внедрились в их компьютерную систему, чтобы выдать себя за одного из директоров. Чже Чунг-Нам не дурак, вы сами это сказали. Если бы вы эту компанию изобрели, он бы сразу все понял, да?
– Хм! Что ж, вы достаточно видели, как я проделываю этот трюк. Так что, если бы вы не догадались, чем я занимался, я бы решил, что вы умственно отсталая.
Несмотря на подчеркнутое равнодушие N, Нга-Йи поздравила себя с тем, что в кои-то веки разгадала игру детектива.
Машина остановилась на стоянке неподалеку от его дома.
– Выходите, догадливая мисс Ау, – проворчал N.
Похоже, он был слегка раздражен – может быть, из-за того, что она догадалась о его замысле и как бы похитила часть его триумфа.
Но Нга-Йи не смогла бы догадаться, что на самом деле N ни капли не огорчен – он просто нарочно разыграл недовольство, чтобы не выдать своих истинных эмоций.
По мнению N, дело Нга-Йи было совершенно особенным. Ему попадалось немало упрямых клиентов, желающих все делать по-своему, но таких упорных людей, как Нга-Йи, он все же ни разу не встречал. Несколько раз девушке даже удалось удивить его – например, когда она догадалась, почему к нему явился с визитом детектив Мок, или в тот день, когда она спокойно парировала на обвинения в ее адрес за то, что навела порядок у него в квартире. Когда он однажды сказал Нга-Йи, что порой она сообразительна, а порой задает совершенно дурацкие вопросы, это была высшая похвала из уст человека, который практически никого никогда не хвалил. А когда он сказал, что она, как и он, прирожденная одиночка, он нисколько не покривил душой. Вот почему он позволял ей играть такие важные роли в своих операциях – отчасти потому, что был заинтригован этой странной деушкой, а отчасти потому, что видел в ней родственную душу.
Но хотя N охотно делился с Нга-Йи многими секретами своей профессии – приемами расследования, методами обмана людей, – он ни за что не выдал бы ей своей главной тайны.
Его действительно звали Сзето Вай.
К тому времени, когда N обосновался в Америке и основал фирму Isotope Technologies, он уже был хакером. Работа отнимала у него львиную долю времени, и только по этой причине он никогда не уходил целиком в теневой бизнес. Он был опытным переговорщиком, умел разгадывать характер человека по мельчайшим деталям, что помогало ему всегда выглядеть чрезвычайно убедительным, и для Isotope он заключил немало выгодных контрактов вскоре после основания компании. Но работа, состоящая по большей части в заключении сделок, была ему ненавистна, и этот его талант превратился для него в проклятие. Затем была основана компания SIQ, и состояние N значительно выросло. К тридцати трем годам он успел заработать столько денег, что при всем желании не смог бы потратить их за всю оставшуюся жизнь. Но чем более преуспевала SIQ, тем большее опустошение ощущал N.
После одного случая он решил скрыть свое настоящее имя и возвратиться в страну, где родился, чтобы заняться тайными расследованиями, а потом и местью. Он всегда был одиноким волком, и его система ценностей сильно отличалась от общепринятой. На его взгляд, деликатесы стоимостью в тыся чи долларов ничем не отличались от лапши с вонтонами из заведения господина Лоя, а изысканное вино по цене в несколько тыся чбыло ничуть не лучше пива, которое он пил, сидя перед компьютером, когда из колонок звучала труба Чета Бейкера[61]. Он искал не чувственного, а духовного удовлетворения, а его ощутить намного сложнее. N не имел ничего против самовлюбленных эгоистов, но если они угнетали слабых, если думали только о себе и считали, что могут вести себя, как им заблагорассудится, он с превеликой радостью разделывался с ними.
Однако N был человеком принципиальным: он верил в то, что его действия имеют последствия. Больше всего на свете он ненавидел слово «справедливость». Не в том смысле, что не осознавал различия между добром и злом, но он понимал, что боэльшая часть конфликтов в мире возникает не на почве упрощенной морали, а из разницы во мнениях, когда обе стороны машут флагами справедливости и утверждают, что именно они стоят на стороне здравого смысла. В борьбе с другой стороной это позволяло оправдывать самые грязные средства и именовать их «необходимым злом», а фактически это было законом джунглей. Что N понимал очень глубоко. У него были деньги, положение, власть и талант – а значит, он мог вести себя, как пожелает, и другие люди могли видеть в нем воплощение «справедливости». Но он знал, что унижение других людей во имя справедливости – просто-напросто одна из изощренных форм издевательства.
Он прекрасно осознавал жестокость применяемых им методов. Даже если люди, которым он угрожал, были членами триад, даже если те, кого он обманывал, на самом деле были бесчестными бизнесменами, он никогда не давал себе поверить в то, что сам он – на стороне справедливости. Это была борьба зла со злом, а все эти типы – дикими зверями.
