о Ярошинском. Киевское губернское жандармское управление сообщало, что последний действительно орудует большими капиталами, но соответствует ли его имущественное положение суммам, которыми он оперирует, «установить не представляется возможным»[2392].
Проливает же свет на всю историю один любопытный документ, а именно письмо Н.С. Брасовой к своему супругу вел. кн. Михаилу Александровичу — младшему брату Николая II. Как известно, Брасова была самым тесным образом связана с московской купеческой группой: её отец и его ближайшие родственники работали по юридической линии на клан Рябушинских. В одном из писем к супругу Брасова рассказывала, как её дядя рекламировал финансиста Ярошинского, всячески расписывая его таланты. В свою очередь она убеждала мужа вступить в дело, затеваемое этим уникумом, а именно возглавить некий банк. По её словам, главная цель — создать противовес Д.В. Рубинштейну и ему подобным банкирам, т. е. питерцам. Как она поясняла, Ярошинский желал бы придать усилиям в этом направлении надлежащую окраску, а потому «ищет лицо русское и с большим положением, находя, что великий князь как нельзя более соответствует этим требованиям»[2393]. Несложно догадаться, что если бы противовес столичным банкам украсило участие младшего брата Николая II, который как раз из-за своей супруги находился в натянутых отношениях с императорской четой и двором, то это создало бы ситуацию поистине со скандальным оттенком. Но эта заманчивая комбинация не осуществилась: в это время у вел. кн. Михаила Александровича явно наладились отношения с государем (а не с его супругой). Так, Николай II начинает откликаться на кадровые рекомендации младшего брата. Министром юстиции стал Н.А. Добровольский, всегда, даже во время опалы великого князя, поддерживавший с ним самые тесные отношения[2394]. Назначение Лифляндским губернатором получил Н.Н. Лавриновский — сын управляющего имениями Михаила Александровича[2395]. Кроме того, Николай II предоставил своему младшему брату право откровенно излагать свои взгляды на текущую ситуацию в стране[2396]. Вряд ли тот стал бы обострять с трудом наладившиеся отношения.
Мысль об использовании Ярошинского в качестве тарана для серьёзных финансовых дел, конечно, не оригинальна. Как мы видели, примерно таким образом использовали и Рубинштейна, кромсавшего московский бизнес. Точно так же бросаться в открытую атаку на столичную банковскую группу, реализуя всё собственными руками, было неразумно: питерцы сразу оказали бы резкое сопротивление. Поэтому на горизонте и появляется привлечённый Терещенко Ярошинский, чья коммерческая репутация никак не ассоциировалась с Первопрестольной. Косвенно в пользу версии, что вдохновителями данной комбинации являлись Рябушинские, говорит и резкий спад их текущей деловой активности к февралю 1917 года, когда разгром питерской банковской группы вошёл в решающую фазу. Это, очевидно, требовало предельной концентрации финансовых ресурсов. Потому-то мы не имеем никаких сведений о попытках приобретения Рябушинскими в этот период контрольных пакетов акций коммерческих банков и промышленных предприятий[2397]. Есть и свидетельства того, что Ярошинский учитывал интересы именно купеческого клана. Как только он получил контроль над Русским торгово-промышленным банком, то сахарные активы, принадлежавшие ранее семье Терещенко и находившиеся на балансе этой структуры, продаются Киевскому коммерческому банку, т. е. выводятся из орбиты петроградского влияния. Русский торгово-промышленный банк «этой сделкой ликвидировал все отношения по участию в консорциуме Тульско-Черкасских заводов[2398]. Лишь назначение Терещенко в марте 1917 года во Временное правительство отсрочило его вступление в открытое владение вернувшимися активами. Или ещё один пример, когда именно благодаря вмешательству Ярошинского Московский частный банк избавляется от недружественных ему партнёров Рубинштейна (Л.И. Бродского и др.) и полностью оказывается в руках группы купеческих акционеров во главе с Гучковыми[2399].
Получив такую удобную площадку, как Русский торгово-промышленный банк, Ярошинский приступает к реализации главной части задуманного плана — к расколу столичной банковской группы. Как мы уже упоминали, в историографии господствует мнение, что за спиной киевского дельца стоял всё тот же Г. Лесин, а за ним — Русско-Азиатский банк. Однако факты это не подтверждают. Во-первых, как только Лесин помог Ярошинскому заполучить Русский торгово-промышленный банк, у него испортились отношения с питерским банковским сообществом и он приступил к ликвидации дел[2400]. Его давний партнёр С.М. Жорио, сооснователь и директор банкирского дома «Г. Лесин и Кº», умирает от разрыва сердца вскоре после того, как банк перешёл в руки Ярошинского[2401]. Во-вторых, если бы заказчиком данного рейдерского проекта выступал Русско-Азиатский банк, то это нарушило бы все взаимосвязи в столичном банковском мире, поставив под вопрос само существование питерской финансовой группы: ведь в качестве мишени были выбраны Русский банк для внешней торговли и Петроградский международный банк. И направление удара было выбрано не случайно: оно имело идейную подоплёку, а именно ликвидацию немецкого засилья в российской экономике. Из ведущих петроградских банков два названных выше были особенно тесно связаны с немецким капиталом. Русский для внешней торговли банк, основанный при самом деятельном участии Deutsche Bank, всегда считался форпостом германских сил, откуда немецкое влияние распространялось по всей стране. Возглавляли этот питерский банк выходцы из высшей бюрократии: член Государственного совета В.И. Тимирязев и бывший высокопоставленный чиновник Минфина Л.Ф. Давыдов. Однако из пятнадцати членов совета банка только шестеро находились в России, а остальные проживали в Германии[2402]. Аналогичная ситуация наблюдалась и в Петроградском международном банке. Его называли проводником немецких интересов, а руководство банка подвергали нещадной критике за расхищение богатств России[2403]. Иными словами, в условиях войны с Германией эти финансовые активы представляли собой весьма перспективные объекты для рейдерской атаки.
Ярошинский в начале весны 1917 года начинает плотно заниматься ими. В апреле Русский торгово-промышленный банк создаёт «для поддержки полезных России предприятий и для взаимной помощи в случае уменьшения оборотных средств» два консорциума с целью покупки и последующей продажи 40 тысяч акций Русского для внешней торговли банка и 40 тысяч акций Петроградского международного банка[2404]. Как и в случае с приобретением Русского торгово-промышленного банка, основными операторами по скупке выступили Киевский частный банк, а также группа известных биржевых дельцов во главе с Д.Л. Животовским[2405]. Уже к июлю 1917 года подводились первые итоги. Русский для внешней торговли банк находился на грани капитуляции перед Ярошинским; сопротивление оказывал лишь швейцарский подданный И. Кестлин — одно из значимых лиц в правлении. Упорного иностранца обвиняли в симпатиях к немцам, но никак не могли отправить восвояси. (Интересно, что в то же время начали ходить слухи о скором переводе правления банка из Петрограда в Москву, где подыскивались соответствующие его статусу площади[2406].) С Петроградским международным банком дело обстояло сложнее.
