Зоей я познакомился ещё абитуриентом, сдавали в одной группе вступительные экзамены. И, будто ворожил нам кто-то, снова оказались мы в одной группе, став первокурсниками. Трудно сказать, почему, но до этого ни с одной девушкой близко я не задружил. Была у меня, конечно, своя школьная компания, встречались, праздники вместе отмечали, девчонки с нами, но с какой-либо одной амурных отношений никогда у меня не было. Уж не знаю, нормально это или ненормально, Серёга, школьный мой дружок, подтрунивал надо мной, что никогда я не поцеловался даже. Таким, видать, уродился: если не нравится мне девчонка, миловаться с ней не стану, не заставлять же себя. А никто, чтобы так уж, не понравился. Глянулась, было, мне одна, но встречалась она с Серёгой, без вариантов. Потому, может, и сразила меня наповал Зоя, с первого же, что называется, взгляда, сказался, наверное, весь нерастраченный прежде любовный пыл. Неодолимое желание видеть, слышать её не иссякало, думалось о ней в любое время, урочное и неурочное.
Трудно строились наши отношения. Поначалу было всё у нас лучше не придумать, потом вдруг выверты какие-то начались. Казалось мне порой, что она по необъяснимой какой-то прихоти измывается надо мной. Словно бы ставила на мне ей одной постижимые эксперименты. Держала меня, как Серёга выразился, на поводке. То была со мной ласкова, нежна – сердце моё таяло, а то вдруг находило на неё, всё ей плохо, всё ей не так, к каждому слову цеплялась. Стоило мне это дорого, иногда сосем невмоготу делалось, не раз, до крайности доведённый, вознамеривался порвать с ней, убеждал себя, что, в конце концов, свет на ней клином не сошёлся. Оказалось, сошёлся. Обладала она каким-то сверхъестественным чутьём: когда самолюбие моё зашкаливало уже и терпение лопалось, Зоя вдруг преображалась, потакала во всём, ластилась ко мне до изумления моего. И надо отдать ей должное: при всём при том не предавала меня, шашнями на стороне не унижала, ни разу не дала мне повода приревновать её. Появись у неё какой-либо ухажёр, прочувствовал бы я это сразу.
И длилось это не дни, не недели – почти девять месяцев, до начала летней сессии. Самой страшной для первокурсников. От одной анатомии, с унылым зазубриванием вычурных названий всего этого скопища мышц и костей свихнуться можно было. К предыдущей сессии, зимней, мы с Зоей готовились вместе. Часто у меня – Зоины родители конфликтовали, старалась она поменьше бывать дома. Тогда, зимой, никаких завихрений у неё не случалось – первые студенческие экзамены, до того ли. Тревоги сравнимые, но сравнить разве хмурую январскую холодрыгу с солнечным июнем. И угораздило же нас за неделю до этой сессии так рассориться: не то чтобы вместе заниматься – видеть друг друга не желали. И причина-то была ерундовая, не в пример многим иным, но тут и я взбеленился, достало. Вышел фильм, о котором все судачили, решили мы сходить, инициатором причём была Зоя. Приобрёл заранее билеты, договорились, что вечером зайду я за ней. Расстались перед тем нормально, ни единой тучки над головой. Прихожу – она в маечке, шортах, шлёпанцах. Что, спрашиваю, так и пойдёшь? Вообще не пойду, – отвечает. Почему? – удивляюсь. Не хочу, – отворачивается. Почему не хочешь, сама же хотела? Раньше хотела, теперь не хочу. Но есть же какая-то причина? Тебя это не касается, сказала не хочу – значит, не хочу. Если кому-то не нравится, пусть проваливает отсюда. Почему ты со мной так разговариваешь? Как хочу, так и разговариваю, не обязана пред тобой отчитываться…
И до того, ещё и под настроение, заело тогда меня – всё, решил, больше помыкать она мною не будет, всему есть пределы.
В кино я один не пошёл, вернулся домой. Вадик, знавший мои планы на вечер, удивлялся.
Конечно же, хорошо Вадик знал Зою, часто бывавшую у нас, понравилась она ему, одобрил мой выбор. Знал и что случаются у нас раздоры, посмеивался над этим. Здесь до конца откровенным я с ним не был, в подробности наших ссор не посвящал. Не хотел я, чтобы посчитал он меня бесхарактерным слабаком, старался отнекиваться, отшучиваться. Он, когда Зоя впервые у нас появилась, даже, показалось мне, заинтересовался ею, пофорсил немного. Пошутил, что не будь она моей девчонкой, закадрил бы её.
В этом я мог не сомневаться. Сколько помнил себя, старался я походить на Вадика, подражал ему, но в одном была у нас существенная разница. Не от меня это зависело, извилина какая-то иначе легла. Не в пример мне, до встречи с Зоей девчонок чуравшемуся, был Вадик избыточно любвеобильным. Причём с лет совсем ещё мальчишеских. Трудно сказать, завидовал или не завидовал я этому, но не нравилось мне, как часто менял он своих подружек и, того больше, как нехорошо трепался о своих подвигах. Не мне, конечно, дружкам своим, мне только слышать не раз доводилось. Однажды вообще напрочь сокрушил меня: изнасиловал – во всяком случае, рассказывал дружкам, как отчаянно сопротивлялась она – Риту, дочку маминого двоюродного брата дяди Игоря. Учился Вадик тогда в девятом классе, та, как и я, в шестом. До того я тогда был ошарашен – в голове помутилось. Кроме всего прочего, страшно вообразить было, чем всё завершится, прознай о том шумный, с пол-оборота заводившийся дядя Игорь. Обошлось, не выдала его Рита.
Риту я пожалел безмерно. Были мы с ней с детства дружны, я, кажется, даже нравился ей. Но тогда перестала она со мной общаться, словно бы имел я к этой гадкой истории какое-то отношение. Несколько раз пытался объясниться с ней, делал вид, будто вообще ни о чём таком понятия не имею, но изменить что-либо не сумел. Изредка доводилось мне встречаться с ней, когда избежать ей этого невозможно было, – родичи ведь, семейная надобность возникала, никуда Рите не деться. Но лёд этот растопить не удалось. Знал я, конечно, как ей живётся, что хворала часто, нелюдимой росла, стихи писала, даже напечатали их в газете, олимпиады какие-то выигрывала, потом на филфак поступила, но всё это так, урывками, от мамы в основном, теперь один на один никогда мы с Ритой не оставались…
Вадику вообще все эти блудни сходили с рук, не припомню, чтобы когда-нибудь были у него из-за этого проблемы. Правда, в последний год умерил он свой пыл, невеста у него появилась. Да не абы какая – дочь нашего проректора, дело чуть ли не к свадьбе шло, себе дороже. Был Вадик далеко не ангелочек, зачастую не по нутру мне были его проделки,
