— Ты справился просто отлично. Для меня честь состоять в твоей команде. — Выражение лица у нее было торжественным, глаза смотрели серьезно.
Тони опустил руки и набрал в грудь побольше воздуха.
— Кэрол, я долго убегал от тебя, — сказал он.
Кэрол кивнула.
— Мне кажется, я понимаю, почему. — Она опустила глаза, избегая его взгляда именно сейчас, когда они, наконец, заговорили на эту тему.
Ее подбородок дрогнул, потом она подняла на него глаза.
— На моих руках не было крови. Поэтому по-настоящему я не могла понять, каково тебе приходится. Смерть Ди Эрншоу все переменила. И то, что мы оба не смогли спасти Донну…
— Это не самое лучшее из общих воспоминаний.
Прежде Кэрол часто представляла себе минуту вроде этой. Она думала, что знает, чего ей хочется. Сейчас она сама была удивлена, обнаружив, что ее ответные чувства совсем не те, какие она воображала. Она положила руку на его рукав и сказала:
— Подобные переживания легче делить друзьям, чем любовникам, Тони.
Он смотрел на нее некоторое время нахмурившись. Он думал о трупах, которые Джеко Вэнс сжег в больнице, где с такой самоотверженностью тратил свое время на умирающих. Он думал о том, кем могла бы стать и не стала Шэз Боумен. Он думал о всех смертях, которые еще ждали их впереди. И он подумал об искуплении — не работой, но дружбой. Его лицо прояснилось, он улыбнулся:
— Знаешь, я думаю, ты права.
Эпилог
Убийство похоже на волшебство, думал он. Молниеносное движение его руки всегда было незаметно для глаз. Они думают, что поймали его, зашили в мешок и опутали цепями вины. Они думают, что бросили его в бочку доказательств, чтобы он там захлебнулся. Но он как фокусник Гудини. Он вырвется на свободу, когда они меньше всего этого ждут.
Джеко Вэнс лежал на узкой койке в камере предварительного заключения, подложив под голову здоровую руку. Он смотрел в потолок, вспоминая, что он чувствовал в больнице — единственном месте, кроме этой камеры, где у него не было выбора, остаться или уйти. Тогда это была пропасть отчаяния и бессильная ярость, и он знал, что то и другое, вероятно, ему снова придется вытерпеть, прежде чем он вырвется из этого места и других подобных. Однако, когда он был в больнице, он знал, что придет день, и он освободится, и он напрягал свой мощный ум, творя этот миг из ничего.
Правда, тогда ему помогла Мики. Он спросил себя, может ли он по-прежнему на нее рассчитывать. Он подумал, что, пока ему удается аргументировать сомнение, она будет поддерживать его. Как только станет похоже, что он вот-вот пойдет ко дну, она его бросит. Поскольку в его намерения идти ко дну не входило, он решил, что, пожалуй, рассчитывать на нее может.
Улики были весьма шатки. Но он не мог не отдать Тони Хиллу должного в том, как он ими распорядился. Его будет трудно дискредитировать в суде, даже если Вэнсу и удастся предварительно запустить в печать пару статей, где психолога обвинят в навязчивой идее заполучить Мики. К тому же это было рискованно. Каким-то образом Хилл разузнал, что Мики — лесбиянка. Если в ответ на обвинения он выдаст эту информацию, это может серьезно повредить как достоверности слов Мики, так и его образу мужчины, которому не нужна никакая другая женщина, кроме его обожаемой жены.
Нет, если дойдет до прений в суде, даже если присяжные будут сплошь телевизионные фанаты, для Вэнса это будет определенный риск. Ему необходимо сделать так, чтобы все закончилось предварительным слушанием. Он должен опровергнуть все улики, чтобы показать, что дела-то никакого нет.
Самая большая угроза исходила от патологоанатома и ее трактовки следов орудия. Если ему удастся свести это на нет, останутся лишь косвенные факты. Все вместе они обладали немалым весом, но, взятые по отдельности, могли быть подвергнуты сомнению. Однако тиски, конечно, представляли собой слишком серьезное доказательство, чтобы можно было легко с ним разделаться.
Первый шаг был — усомниться в том, что рука из университета в самом деле принадлежала Барбаре Фенвик. В университетском анатомическом театре ее вряд ли охраняли так же надежно, как охраняют в полиции помещение, где держат вещественные доказательства. За все эти годы там мог побывать кто угодно. Ее даже могли подменить на другую, намеренно раздавленную в его тисках — скажем, офицером полиции, который собирался ложно обвинить его. Или студенты могли учинить какую-нибудь шутку в духе черного юмора. Да, немного поработать, и заспиртованная рука уже не будет выглядеть таким монолитом неопровержимости.
Второй шаг состоял в том, чтобы доказать, что в момент гибели Барбары Фенвик тисков этих у него еще не было. Он лежал на жестком матраце и напрягал ум в поисках ответа. «Филлис, — наконец пробормотал он и лукаво улыбнулся сам себе, — Филлис Гейтс».
У нее был рак в последней стадии. Рак начался в левой груди, потом поразил лимфатическую систему и, наконец, нанес окончательный сокрушающий удар по позвоночнику. Он провел несколько ночей у ее постели, то разговаривая с ней, то молча держа ее за руку. Он обожал чувство превосходства, которое давала ему работа с фактическими покойниками. Им предстояло умереть, а он по-прежнему оставался тут, на самой вершине мира. Филлис Гейтс давно умерла, но ее брат-близнец Терри был жив и здоров. Надо полагать, по-прежнему держит свою палатку на рынке.
Терри торговал инструментами. Не только новыми, но и подержанными. Терри был обязан Вэнсу единственным счастьем, которое его сестра узнала в последние недели своей жизни. Ради Вэнса Терри пройдет по раскаленным углям. Подтвердив в суде, что он продал Вэнсу эти тиски всего пару лет назад, Терри будет думать, что сделал самое маленькое из того, что было в его силах, чтобы выплатить долг благодарности.
Вэнс сел на кровати и раскинул руки, словно герой, принимающий поклонение толпы. Он придумал. Он уже почти на свободе. Убийство и вправду похоже на волшебство. И в один прекрасный день, очень скоро, Тони Хилл сам убедится в этом. Вэнс еле мог дождаться этого дня.
