выглядел красивым даже с этими ранами. Словно был фарфоровой фигуркой или отлит изо льда. Но вдруг он наморщил окровавленный нос, застонал и открыл глаза. И посмотрел прямо на Элизу.
— Ты... — Он изумлённо моргнул, а затем слегка привстал и потянул к ней руку. — Ты... Можешь помочь... Я это вижу...
Элиза вздрогнула и отшатнулась, чуть не налетев спиной на возницу. Она тут же вспомнила прикосновение старика, его холодные пальца на своём запястье. Его липкую кожу. Его запах.
— Пожалуйста... — вновь простонал юноша, как будто разочарованный, что Элиза отступила. Он продолжал смотреть только на неё, игнорируя всех прочих. — Твоё лекарство... Свет, что ты носишь с собой... Мне нужен хотя бы глоток...
Элиза почувствовала, как дыхание застыло у неё в горле. Машинально схватилась за нагрудный карман и сжала пузырёк. Пустой пузырёк из-под снадобья.
— Ну же... — голос юноши стал слабее и плаксивее. — Я вижу нити... Вижу, что за этим Иль’Пхор и привёл тебя сюда...
— Этого в хоспис, — сказала Оливия Цинту, качая головой. Тот покрепче перехватил ручки носилок и развернулся спиной, начиная движение. Солдат, который помогал ему, загородил лицо этого юноши, и только благодаря этому Элиза смогла наконец опомниться. Но даже так, происходящее казалось нереальным. Словно она только что задремала и видела сон.
— Спасибо, Элрик, — раздался рядом с ней голос Оливии. — Завтра и послезавтра меня не будет. Пожалуйста, помоги нашим с размещением.
— А вы в таком случае отметите мне сразу четыре дня, пойдёт? Хочу сводить дочь на праздник. — Он улыбнулся. — Услуга за услугу.
Элиза краем глаза видела, что Оливия ему кивнула. Но куда отчётливее она слышала звук, с которым закрылась дверь хосписа, когда туда занесли юношу.
— Миссис Болло, — позвала её Оливия. — Думаю, в такое время вам тяжело будет самой добраться до дома. Позволите мне сопроводить вас? Возле другого входа припаркован мой личный экипаж. Это меньшее, чем я могу отплатить вам за вашу... хм... решимость.
Элиза поняла, что от неё ждут какого-то ответа, и неуверенно кивнула.
— Мне нужно несколько минут, чтобы отпустить Элрика, — продолжал звучать голос Оливии. — Если хотите, можете подождать меня в экипаже.
— Нет... — вздрогнула Элиза. — Нет, я... Идите, я догоню вас через несколько минут.
Оливия вздёрнула бровь, проследив за её взглядом — тоже посмотрев на закрытую деревянную дверь хосписа с поблёскивающей серебрёной ручкой. Но затем пожала плечами и пошла вместе с возницей в сторону основного здания больницы. Элиза ждала, пока они скроются за кустарником, в зудящем и жгущем напряжении. И, как только это произошло, бросилась к хоспису.
Когда она вбежала внутрь, распахнув дверь, юноша лежал на одной из коек, уставившись в потолок. Он медленно повернулся к ней, захлопав дрожащими ресницами. Глаза его поблёскивали — может быть, ловя отсветы тусклой лампы, а может быть, от слёз. Он снова протянул к ней руку.
— Пожалуйста... Хотя бы один глоток... Я... Не возьму больше...
Цинт и солдат были в соседней комнате, по всей видимости, готовя ему койку. Элиза слышала их голоса, видела тусклый, скошенный дверью луч света, пробивающийся в холл. Чувствовала мерзкий и удушливый запах этого места.
— О чём... О чём ты говоришь? — шепнула Элиза так тихо, что сама едва могла разобрать слова. Но юноша оживился, сжав губы, и настойчиво раскрыл протянутую к ней ладонь.
— Мне нужен один глоток, — проговорил он громче, увереннее. — Он не даст мне... умереть здесь.
Элизе хотелось помочь ему. Хотелось больше всего на свете. Хотелось сделать так, чтобы он выжил. Выжил, благодаря ей. Хотелось, чтобы её поход в эту больницу, в этот хоспис, чего-то стоил. Но проблема была в том, что...
— У меня не осталось лекарства. — Слова были глупыми, почти бессмысленными. Элиза и сама не верила, что её снадобье может вылечить хоть что-то. Тем более, что оно сможет справиться с переломами и повреждениями внутренних органов. К тому же, юноша никак не мог знать о том, что она вообще принесла с собой пузырёк.
— Пожалуйста... — он ещё сильнее вытянул руку так, что Элиза увидела напряжённые мышцы. И она шагнула к нему.
— Прости, я... — Она почувствовала, что едва не плачет. Достала пустой пузырёк и со стыдом показала ему. — У меня совсем ничего не осталось...
Он взял её за руку. Тёплая, детская ручка обхватила её ладонь, мягко потянула её ближе, словно юноша хотел убедиться, что пузырёк пуст. Затем он положил на него вторую свою руку, не отрывая взгляд от Элизы.
— Ты можешь... отдать мне его? — спросил он. — Отдать мне этот глоток? Обещаю, я не возьму больше, чем нужно...
Ей хотелось высвободить руку. Хотелось уйти. Хотелось быть непричастной к смерти этого мальчика, который может умереть к рассвету. Хотелось не видеть его изуродованного лица, разорванной губы, окровавленных зубов и порезов. Хотелось не чувствовать этот стыд, не чувствовать свою беспомощность.
Вот только... Почему-то, глядя ему в глаза, Элиза и не казалась себе беспомощной.
— Да, — тихо и робко отозвалась она. Затем повторила громче. — Да. Возьми столько, сколько тебе нужно.
Юноша несколько раз моргнул, немного удивлённо и немного смущённо. Затем серьёзно сжал губы. Кивнул. И закрыл глаза.
Его цепкие пальцы обвили руку Элизы. Сжали её. Согревающе. Затем обжигающе. Затем...
Ей показалось, что пальцы её сжимал раскалённый металл. Она попыталась высвободить ладонь, но юноша, даже не открывая глаз, цепко впился в неё.
Её кровь будто загорелась, закипела внутри, ошпаривая кости. Элиза закричала, но тут же захлебнулась этим криком, когда жар потянулся от пальцев к предплечью, затем к плечу, и наконец кинулся ей в грудь, разрывая сердце.
Удушающая, пульсирующая боль окутала её, сжала в тиски. Она сделала вдох, наполненный болезненным огнём, затем выдох, ещё более обжигающий, и юноша вдруг отпустил её руку.
Элиза отшатнулась от кровати. Увидела, как юноша открыл глаза, поблёскивающие оранжевым, пульсирующим светом. Лицо его оставалось всё таким же молодым, но раны на лбу и щеках затянулись, губа теперь выглядела лучше, шишка уменьшилась.
Элиза попыталась что-то сказать — а может быть, закричать, чувствуя отголоски боли. Однако горло её сжалось, словно защёлкнулся капкан. Она попыталась вдохнуть, но не смогла этого сделать. Внутри забурлил кашель, но даже он не мог продраться наружу.
Она схватилась за своё горло, чувствуя расцветающий бутоном внутри неё
