новый спектакль. Народ толпами кинется смотреть представление труппы, на сцене которой пролилась настоящая кровь. Места уже распроданы на полгода вперед. Спектакль тщательно проверен цензурой, но все равно с тайным неповиновением в сердцевине — с задником из лазурных волн, как на кимоно старика Сэйбэя. Там впервые появится мой герб, на театральных листах и сценических одеяниях — аисты, что чернее туши.
Безмерная верность родителям… Верность безмерная, как благодарность святых.
Надеюсь, наш первенец, мой сын, однажды сменит меня на этой сцене — и будет играть в театре мои роли.
***
Никто и не заметил, что погасла очередная свеча.
— Ох, ну и история! — воскликнул довольный Торадзаэмон. — Я бы на вашем месте ее не рассказывал абы где. Рискуете вы, господин актер! Ох как рискуете.
— Это чем же? — нахмурился Канкуро.
— Да не поймут! Скажут, вы тут молодежь к растлению подталкиваете, чистоту нравов Восточной столицы сомнению повергаете.
— Да ладно! — возмутился Канкуро. — Это когда было-то все! Я тогда еще и не родился даже!
— Да, — проговорил настоятель Окаи. — Кабуки юношей запретили так же, как запретили женский Кабуки за десять лет до того. А смущение нравов как было, так и осталось.
— Не поверят вам, господин актер, что вы ни при чем в этом деле, — захохотал довольный Торадзаэмон. — Не поверят! Как по писаному излагаете.
— О, посмотрите на меня при случае на сцене, — усмехнулся Канкуро. — Вы еще и не такое увидите! Но тем не менее убивать человека шпилькой в глаз мне все-таки как-то не доводилось!
— Тэ-тэ-тэ-тэ, — насмешливо отозвался Торадзаэмон. — Не оттого вы отбалтываетесь, господин актер, совсем не оттого!
— Да ну бросьте… — Канкуро явно утомила эта тема, и он был недоволен течением беседы.
— Если уж говорить о принуждении, — произнесла дама Магаки, мгновенно прервав праздную перепалку. — Если говорить о растаптывающем всевнимании вышестоящих, то у меня найдется, пожалуй, что вам поведать.
Все молчали, все были готовы внимательно слушать.
— Я расскажу вам о доле честной жены, — начала дама Магаки, — кою возжелал господин ее мужа.
Глава 19. Четыре тэнгу
Итак, жену одного самурая по имени Судэй возжелал глава его воинского дома.
И это было вполне понятно любому, так как Осаяко, молодая жена Судэя, была прекрасна.
Судэй был вспыльчив, резок, груб и не утончен. А вот жена его обладала совсем иными качествами, чем и привлекла внимание донельзя переборчивого господина замка.
Госпожа Сино, младшая сестра воспылавшего главы воинского дома, постаралась устроить дела своего высокопоставленного брата тайно, как это водится, но с удивлением встретила сопротивление Осаяко, желавшей остаться верной мужу.
Осаяко открыла все Судэю и с трудом удержала его от резких действий. Они решили пригласить главу их семьи, старшего брата мужа, из столичного города, где тот жил. Несмотря на сильное внешнее сходство с Судэем, брат его был человеком тонким и ловким. И дипломатичным. Он мог помочь.
Старший брат Судэя прибыл в их сельский дом в замковом пригороде ближе к вечеру, во время храмового шествия, которое всегда устраивают в тех местах в начале лета.
Осаяко с уважением приняла старшего брата мужа и отправила одного слугу в город за Судэем, спрашивавшим совета у гадателя, а второго слугу — на рынок, за приличествующим угощением. Больше никого постороннего в доме не осталось.
— Простите, вы приехали так быстро, — кланялась Осаяко старшему брату мужа. — Такая неожиданная радость.
— Я прибыл как можно скорее помочь вам в вашем сложном деле.
Осаяко поклонилась, слезы потекли у нее из глаз.
— Ах, простите, вы так растрогали меня, — она сняла слезы краем рукава. — Мы в таком ужасном положении, вы нас просто спасаете.
— Старшим следует заботиться о младших.
— Ах, почему я красива? Зачем господин обратил на меня свое внимание?
— Главе воинского дома не пристало вожделеть жену вассала. Я думаю, мы усовестим его.
В этот момент, разрубив бумагу ширм и мгновенно проникнув через разрезы в комнату, за спиной старшего брата появились три красноволосых тэнгу и поразили его в спину ударами коротких мечей.
Старший брат, обливаясь кровью, упал набок.
Четвертый тэнгу — пониже прочих, с гривой черных волос на маске, вошел в комнату и встал над телом.
— Теперь ты вдова, дорогая Саяко, — произнес женский голос из-под маски. — Твоя участь переменилась. Но не печалься. Очень скоро ты станешь второй женой другого человека. Очень важного, большого человека. Который очень тебя любит и ценит. Тебе следует радоваться.
Осаяко упала на руки, подавленный вопль распирал ее.
Вы убили не того!
Она молчала. Она молчала изо всех сил — так, что слезы из глаз не текли...
Господин старший брат — вы мертвы. Но мой господин муж, ваш брат, Судэй, еще жив. Жив. И я должна страдать молча. Так, чтобы они поверили, что сейчас умер именно Судэй.
— Идем, дорогая Саяко, — произнесла женщина под маской.
Осаяко, горюя, упала на тело старшего брата своего мужа.
Судэй вот-вот вернется, и они убьют его. Нужно, чтобы они немедленно ушли. А я обязана сохранить свою честь.
Тэнгу вложил меч в ножны за поясом и, шагнув к ней, взял за плечи.
Я верна вам до конца, господин Судэй, муж мой.
Осаяко выдернула меч из ножен склонившегося над нею тэнгу и откатилась в сторону. Тэнгу движением руки остановил бросившихся к Осаяко троих сообщников.
— Не сопротивляйся, милая Саяко, — произнес тэнгу женским голосом.
— Я знаю вас? — без интереса спросила Осаяко и перерезала себе горло.
— Да, ты знаешь меня, — медленно ответил осыпаемый брызгами крови черноволосый тэнгу.
Когда Осаяко умерла, тэнгу забрал из ее рук свой меч, и убийцы покинули дом.
Радостный Судэй, ободренный удачным гаданием, войдя в ворота своего дома, разминулся с ними всего на десяток шагов.
В доме он нашел мертвых жену и брата.
Мягкий вечер обратился для него в резкую темь. Свет светильника стал невыносимо ярок, цвет крови — жгуче алым.
Он держался за рукоять обнаженного меча, как за остатки разума. Он тяжело дышал, растрачивая задавленный крик.
Наверное,
