а это моя Ниночка, познакомься, – говорил Петров.
– А это – моя подруга Валерия, – знакомил Рыбачков.
– Оленька, а это моя Веруня, – подвел Кулигин Ольгу.
Петрова здоровалась, пожимала руки и ее шрамы не вызывали жалостливых или испуганных взглядов.
– Здравствуйте, девочки. Меня зовут Оля, Ольга Петрова. Мне очень приятно, что мальчики решили начать со знакомства с вами. Мне успели шепнуть, что завтра предстоит не менее трогательное знакомство с вашими сыновьями? Честно, мне не терпится. До завтра?
– Вот твоя кровать, вот твой шкафчик. Или ты хочешь жить отдельно?
– Я тебе покажу отдельно! Я тут у вас порядок наведу!
Ольга сбросила ремни, куртку и опустилась на койку.
– Поешь? Выпьем немного по случаю твоего приезда.
– Обязательно. Только помоюсь.
Через несколько минут все сидели за столом. Ольга переоделась в спортивный костюм, чокалась с ребятами и все были так довольны встречей после не столь долгого, но все же расставанья.
А еще через полчаса она спала, уютно устроившись на своей постели в углу комнаты под дружное посапывание и похрапывание спящих ребят.
– За твое прибытие!
За столом в номере Скворцова сидели только свои – Свиридов, Тоня и Гриша.
Его наперебой угощали и так же наперебой не давали есть, задавая вопросы. Он старательно отвечал, передавал приветы, рассказывал. И эти рассказы продолжались заполночь, и только когда глаза у Скворцова стали совсем слипаться, его оставили в покое и Свиридовы ушли к себе.
ДАША и ВОЛОЖАНИН ПОЦЕЛОВАЛИСЬ
Днем им повидаться не удалось, но вечером, после того, как заснули мальчики и встретили приехавших, Даша выбежала к нему на улицу.
– Я одетая тепло, – сообщила она Воложанину и взяла его под руку.
Они молча бродили по дорожкам. Наконец Даша остановилась и повернула Воложанина к себе. Она стояла близко-близко, их губы были совсем рядом, а он обнимал ее за плечи.
– Юрий Николаевич, ну когда же, наконец, вы меня поцелуете?
Губы ее были такие мягкие и теплые. И она совсем не умела целоваться, но ей очень хотелось, и она училась – и брать, и давать …
– Фу, стыд-то какой – сама целоваться полезла, – отдышавшись сказала Даша и спрятала свое лицо у него на груди.
– Тебе кого стыдно – меня? Если тебе захотелось – так почему обязательно стыдно?
– Не знаю, Юрий Николаевич, только считается, что девушка не должна первая целоваться лезть … Что ж навязываться … А вдруг вы и не хотели вовсе?
– Ты же не лезла … А я стеснялся, да и побаивался тебя поцеловать … Я так думаю, что ты и влепить по физиономии неплохо можешь при случае.
– Могу, но ведь не вам же, Юрий Николаевич …– она подставила губы. – Ой, завтра губы распухнут, все увидят, вот сраму-то будет!
– Так в чем срам-то – в том, что ты целовалась с тем, с кем хотела?
– Ой, не путайте меня, Юрий Николаевич, все равно срам!
– И чего ты меня опять по имени-отчеству звать стала?
– Не знаю … – и она опять стала целовать его.
Воложанин обнимал Дашу и прижимал к себе, и ей даже просто стоять вот так было хорошо. И потом, лежа в кровати, она вспоминала, как он обнимал ее – сильно, но не больно, а очень ласково и приятно.
И опять вспомнились рассказы Вальки.
Старшая сестра Даши, Анна, слушала Вальку снисходительно – у нее был свой ухажер, и она, видимо, имела свое собственное мнение по данному вопросу. Даша же слушала Вальку жадно, но виду не подавала, а младшая, Надя, слушала открыв рот и все подгоняла рассказчицу возгласами.
– Ой, девоньки! – с упоением шептала Валька в очередной раз, устраиваясь между сестрами, – Мой-то сегодня чуть мне сиську не открутил! Во, смотрите, каких синяков наставил!
Она присела на полатях, задрала холщовую рубашку под самую шею, открыв полные груди. На левой груди темными пятнами выделялись следы пальцев.
– Так больно же! – не удержалась Надя.
– Мала ты да глупа еще такие вещи понимать! Зато сладко-то как! Как сожмет, так я вся и обмираю!
Она снова устроилась между сестрами.
– Мой-то достал билеты в кино, в клуб завода … Ну, поцеловались перед этим за сараем, пришли, сели … Светло – близко экран-то, а он мне пуговицы отстегнул и руку под шубейку запустил. Ну, и начал тискать … Целоваться-то неловко – все видно кругом, а он руку запустил … Да еще на ухо шепчет, что мол я скафандр что ли надела … – Верка прыснула. – А я свитер надела – в зале-то холодина, я знала; да лифчик я надела атласный, через него сосок-то хрен прижмешь! Но он все равно затискал меня так, что кино я толком и не видела … А потом все норовил прижать по дороге домой, еле отбилась … А хорошо-то как! – она погладила свои полные груди, вольно перекатывающиеся под рубашкой.
Даша подумала – а ведь, наверное, действительно приятно, когда тебе тискают – нет, это слово ей определенно не нравилось! – трогают, ласкают груди да целуют, и с этим уснула.
ВЕРА ЛОЖНИКОВА и НИКИТА КУЛИГИН
– Ну, Никитушка, ну, извини меня. Ну, прости меня, я больше так не буду. Скажи, что простил. А то я не могу …
– Чего ты не можешь?
– Скажи, что простил, тогда узнаешь.
– Простил. Только попомни и больше так не говори … Эй, что ты делаешь? Верка!
– Что хочу – то и делаю. Тебе можно, а мне нельзя?
– Ой, Вер, щекотно!
– Ничего … терпи … привыкай … меня можно … во всякие … места … целовать? Тебя … тоже … можно …
– Верунчик!
– И не возникай … меня вон … всю … и облизал … и перецеловал … сказали бы … не поверила бы … ни в жисть …
– Веруня, ты чего творишь!?
– Нечего … у меня ты … хоть один закоулочек … на теле … оставил … без поцелуя? … Ни найдешь … А найдешь … так поцелуешь … Я … тоже … так … хочу …
– Ты не спишь, Коленька?
– Ну, да – я сам сплю, а моя рука тебя гладит …
– Тебе Петя дал согласие? Чтобы ты женился на мне?
– Дал.
– Когда поженимся?
– У тебя горит? Все и так знают.
– Не горит. Главное – чтобы ты был со мной … и Петя. А как ты думаешь, не завести ли нам еще ребеночка?
– А тебе можно? Я имею в виду … получится? Здоровый?
