«А вот офицерского „нагана“ уважаемый автор, пожалуй, все же в руках не держал. Там настолько тонкая мушка, что ночью „стрелять, как в тире“ из него и Балк не может. Я у него консультировался. Тут только если „интуитивно“ стрелять, но для этого надо быть фанатом стрельбы из револьвера; либо мушку и целик со светящимися вставками, но и сейчас их хорошо если на один из десяти федоровских пистолетов ставят, а тогда таких вообще не было.
Впрочем, источник вдохновения автора тут явно просматривается — верещагинский „Встречный бой с японским десантом“. Все-таки здорово, что здесь он не погиб на „Петропавловске“».
— Уррра! — закричал рядом неузнаваемым голосом Ветлицкий и устремился вперед. Солдаты подхватили крик и ринулись на выходящих из воды японцев. Славкин, замешкавшийся с перезаряжанием «нагана», вдруг с удивлением заметил, что поднялись не все.
— Убиты, ранены? — мелькнуло в его голове, когда он перемахивал через низенькую груду камней, служивших ему и его соседям укрытием. Один или два солдата бодренько отползали назад, но подумать над этим времени не хватило.
— Урра-ааа! — Заорал Славкин, стреляя в грудь офицеру-японцу, только что свалившему из своего револьвера двух русских солдат. — Шесть…
Выглянувший месяц осветил сотни людей, столкнувшихся на белой кромке прибоя в брызгах воды и крови и вспышках выстрелов. Отборный русский мат смешался с рычащей японской руганью и непонятно кому принадлежащими совсем уж звериными криками, сквозь которые иногда пробивался высокий, смертный стон.
— Ноль!!! — японец, занесший штык над полулежащим раненым солдатом, выронил винтовку и схватился, заваливаясь, за грудь, но другой прыжками направился к Славкину. Поручик, вытряхивая из барабана гильзы, попятился назад, но запнулся о мертвого японского десантника и неловко упал на камни. Сзади вынырнул его вестовой Симаков и широкой спиной закрыл японца от Славкина. Раздался близкий выстрел, вестовой дрогнул, шагнул вперед, с размаху ткнул трехлинейкой в невидимого поручику врага и начал медленно оседать.
Славкин вскочил и увидел падающего перед Симаковым японца. Придержал, мягко опуская на землю, своего вестового, в гимнастерке которого справа зияла дыра с темным ободом пороховой гари.
Штык винтовки, выпущенной из рук вестовым, медленно выворачивался из груди японского десантника. Поручик сунул револьвер в кобуру и вырвал из японца трехлинейку. Огляделся. Уцелевшие японцы, отстреливаясь, уходили в море — как будто были двоякодышащими, не сумевшими завоевать землю. Славкин оттянул затвор — патрона не было — передернул, убедился, что магазин пуст и, повесив винтовку за спину, ухватился за тяжелого как медведь Симакова и потащил его от воды, совершенно забыв о пулях, все еще продолжавших посвистывать вокруг.
— Санитара, — крикнул Славкин, посапывая от натуги, — санитара ко мне!
Спустя совсем немного времени посыльные ускакали к орудиям и пограничникам. Раненых, своих и чужих, спешно перевязали и начали готовить к транспортировке.
Всех целых или легко раненных пленных сбили в кучу и заставили тащить на себе своих тяжелых (за исключением четверых, которых фельдшер рекомендовал не двигать и которых, уже перевязанных, решено было оставить на берегу) и погибших солдат. Японцы, в большинстве своем полностью деморализованные событиями уходящей ночи, покорно сносили ругань и тычки разозленных русских. Тех же немногих пленных, кто не был достаточно покладист, били, когда не видели офицеры, в полную силу, и быстро ломали.
Потери убитыми и ранеными составили практически половину личного состава — причем в двух взводах на стыке рот, принявших основной удар (на участке которых и находились Ветлицкий и Славкин), потери доходили до двух третей, а взвод охотников, подпиравший их во второй цепи, потерял лишь немногим меньше.
Уцелевшие солдаты, не занятые с ранеными, подбирали оружие. Японские винтовки Ветлицкий распорядился, взяв штук десять «на всякий случай», по возможности приводить в негодность и топить вместе с патронами — рук не хватало, а лошадей в ротах, кроме обоза, почти и не было.
— Светает, — пожаловался Ветлицкий Славкину, которому за последние сутки уже привык поверять (как Холмс Ватсону, мелькнуло в голове у поручика) свои мысли. Получивший касательное ранение — японский штык скользнул по ребрам — и слегка посеченный осколками камня подполковник выглядел так мужественно, что Славкин на секунду пожалел, что самые его серьезные ранения — где-то ссаженные о камни колени и ладонь, да, миль пардон, приличный синяк на копчике.
Тревоги подполковника были Славкину вполне понятны: оставаться до света на побережье было никак нельзя, но японцы еще не отстрелялись из своей корабельной артиллерии — что, как казалось обоим офицерам, они должны были сделать немедленно после неудачной высадки, а потому солдаты могли попасть под раздачу гостинцев как раз при отходе.
— Всеволод Юрьевич, ведь японцы при отходе ракеты дали? — спросил Ветлицкий.
— Не видел, Александр Андреич, — простодушно сознался Славкин, постеснявшись добавить, что в это время пытался сам перевязать Симакова.
— Дали, дали они ракеты, — раздраженно подтвердил Ветлицкий, — две красных. Так чего ж они, черти полосатые, ждут-то?…
Вскоре все оказались готовы к отступлению.
— С Богом, — перекрестился Ветлицкий. — Великанов, твои в головном дозоре, вторая рота за ними, интервал между ротами пятьдесят шагов, при артиллерийском обстреле — рассыпаться или выходить из-под огня по обстоятельствам и своему разумению…
Пожалуй, только последний взвод уходящих солдат мог увидеть, как в море, там, где были шлюпки с уцелевшими японцами, одна за другой вспыхнули целых четыре ракеты: две красного — одна зеленого — одна красного дыма. Почти сразу после этого зашевелились все еще не различимые с берега орудия японских кораблей.
Вскоре в стороне ударил первый снаряд. Следом за ним почти одновременно разорвались еще несколько и, наконец, прилетел звук первых выстрелов.
— Третья ррр-ота, бегом, — аррр-ш!!! — фальцетом выкрикнул Ветлицкий. Поздно. Двенадцатидюймовый фугас рванул в нескольких десятках шагов от головы ротной колонны, разметав, как кегли, первые ряды людей…
Позже, много позже растрепанный отряд собрался в четырех верстах от берега. Потери от артогня оказались гораздо меньшими, чем показалось вначале, но все же были огромны — погиб командир третьей роты, Ветлицкий был одновременно ранен осколком в плечо и контужен, всего же отряд (в основном, третья рота, практически переставшая существовать) потерял свыше двадцати человек убитыми и около пятидесяти ранеными и серьезно контуженными — многие были ранены по второму, а то и третьему разу. Моральное потрясение было гораздо большим — поручик Славкин, который, несмотря на все свои возражения на предмет того, что он артиллерист, все-таки был вынужден, как следующий по чину, принять командование — видел, что отряд как боевая единица почти потерял ценность и, случись бой, всерьез рассчитывать можно было только на пограничников да, в меру их возможностей, на оставшихся без снарядов артиллеристов. Отправив в Порт-Артур еще четверых охотников с новым донесением и оставив остальных, вместе с отделением пограничников, имевшим верховых лошадей, в качестве наблюдателей, поручик неохотно приказал отступать.
