– Да, Сохо, когда мир приходит в упадок, преуспеть нетрудно, – ответил Арлинг, надеясь, что его сарказм заметили.
– Ты быстро учишься, слепой, но всегда останешься чужаком из Согдарии. Кстати, я кое-что узнал о тебе. Хочешь расскажу?
– Нет, – быстро произнес Регарди. Как ни странно, но его совсем не взволновало то, что Сохо мог узнать его тайну. И все же, разговор лучше было закончить. Или, если Сохо не хотел уходить, – а он не хотел, – перевести на другую тему.
– Где ваш халруджи? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал, как можно небрежнее. – Я, кажется, должен ему драку.
– Когда владеешь чем-то долгое время, это неизменно вызывает сожаление, – загадочно ответил Сохо. – Увы, ты опоздал, потому что Рэм мертв. Не справился с заданием, а потом не выдержал наказания. И умер. Знаешь, такое случается.
– Ты убил его?! – вопрос неожиданно получился более эмоциональным, чем Арлинг рассчитывал.
– Великий Махди разрешает господину умертвить халруджи за малейший проступок, – наставительно произнес сын имана. – Впрочем, признаюсь, что из Рэма вышел неплохой халруджи. Как говорят старики, настоящий слуга – не тот, который служит доброму хозяину, а тот, кто служит безжалостному и несправедливому господину.
В словах Сохо читалось плохо скрытая гордость. Это был странный человек. Чем больше Арлинг его слушал, тем больше сомневался в том, что иман мог быть его отцом.
– Вам виднее, – коротко кивнул он, понимая, что поддерживать разговор с Сохо было ошибкой. И ее нужно было исправить как можно скорее.
Но Сохо не дал ему уйти и на этот раз.
– Однако ты прав, – остановил он его. – Долг нужно платить. Вместо Рэма ты можешь вернуть его мне – на Боях Салаграна. Приди и докажи, что калеки могут вызывать не только чувство жалости. Не обязательно, чтобы твой учитель знал об этом. Участвовать можно без школы, самостоятельно. Все бойцы выступают в масках. Подумай об этом.
Когда Сохо, наконец, ушел, Регарди вздохнул едва ли не с облегчением. Впрочем, такие встречи быстро не забывались. Он совсем не собирался думать о соревнованиях, но, как ни странно, мысли о них заняли весь вечер. И когда иман разбудил его ночью, как обычно, позвав тренироваться в подземелье, Арлинг не удержался и спросил:
– Почему школа не будет участвовать в Боях Салаграна?
Когда мистик злился, он либо замолкал, либо обливал собеседника ядовитым сарказмом. Но на этот раз учитель не сделал ни того, ни другого, хотя Регарди был уверен, что сегодняшняя неловкая встреча в жасминовых зарослях и его любопытство не могли способствовать хорошему настроению кучеяра.
– Если я не отвечу, ты ведь спросишь у кого-то другого, верно? – усмехнулся иман, пристально его разглядывая.
Арлингу не нужно было кивать, потому что ответ читался у него на лице: «Да, учитель, я, конечно, спрошу об этом у Джайпа, Беркута, может, у других учителей, а также на рынке, в корме, у городской стражи и знакомых из других боевых школ».
– Мне не хочется об этом говорить, но еще меньше я хочу, чтобы ты верил слухам, – поморщился иман. – И я совсем не хочу, чтобы ты интересовался боями у кого-нибудь в городе. Причина проста – они незаконны. А в этом переменчивом мире наш путь – это путь дисциплины. Школа Белого Петуха не нарушает закон, поэтому не участвует в Боях Салаграна. Надеюсь, это понятно.
– Почему их запретили? Разве это не обычные соревнования? Сохо говорил об искусстве…
– Кто-то считает убийство искусством, и ты, конечно, вправе разделять такое мнение, – перебил его иман. – Но, во всяком случае, я тебя этому не учил. Бои Салаграна длятся до смерти противника, а там где кровь, там большие деньги. Раз в пять лет они проводятся в одном из городов Сикелии. В этом году они должны были состояться в Балидете, но недавно их запретили. Тем не менее, ходят слухи, что бои все-таки пройдут. Возможно, ты заметил стражников, которые обыскивают подвалы храмов, рынки и другие площади, где могут пройти бои. Однако на их месте я бы искал не в городе, а на окраинах. Например, в руинах, где сохранились неплохие амфитеатры. Думаю, Аджухамы об этом знают, просто не хотят связываться. Орешек может оказаться не по зубам.
– Кто же проводит эти бои, раз их боятся даже власти? – с интересом спросил Регарди.
– Те, в чьих сердцах поселился Подобный, – уклончиво ответил иман. – Умерь свое любопытство, Лин. Бои Салаграна его не стоят. Давай лучше помолчим, ведь молчание – это чудесный цветок. Сегодня будет тяжелое занятие.
– Да, учитель, – согласно кивнул Арлинг, но на ум почему-то всплыла поговорка, которую так любил повторять Джайп: «В хорошем разговоре не все говорится». То, что учитель не сказал ему и половины, было так же очевидно, как и то, что сегодня рано лечь спать ему не удастся.
И хотя Регарди получил больше ответов, чем надеялся, если бы иман не прилагал столько усилий, чтобы скрыть волнение, когда рассказывал о Боях Салаграна, все было бы гораздо легче.
С другой стороны, в жизни Арлинга уже давно ничего не было легко – и вряд ли когда-нибудь будет.
* * *
Остаток ночи – а он был недолгим – ему снилась Магда. Девушка молчала и печально его разглядывала. В своих снах о Фадуне Регарди всегда был зрячим, однако стоило любимой исчезнуть, как вместе с ней из мира сновидений уходил и свет. И хотя они сидели всего в сале друг от друга, ему не удавалось ее коснуться. Оставив эти попытки, Арлинг положил голову на согнутые колени и, обхватив их руками, принялся рассматривать девушку.
Между тем, Магда изменилась. Только сейчас он обратил внимание на белые нити седины в черной копне волос и едва заметные морщины в уголках глаз. Ей было к лицу и то, и другое. Наверное, так она выглядела бы сейчас, если… Мысль умерла, не успев родиться, потому что Фадуна протянула руку и ласково погладила его по щеке. Арлинг зажмурился, но тут же открыл глаза, боясь, что Магда исчезнет. Девушка не пропала, однако взгляд ее изменился. Вместе с теплотой, заботой и нежностью в нем появилось новое чувство, для которого у него было только одно слово – жалость. Не понимая, что могло его вызвать, он нахмурился, а в следующий миг свет стал гаснуть. Фадуна уходила.
– Нет, постой, не так быстро! – крикнул он, чувствуя, что его уже выбросило на берег настоящего, впечатав в горячий песок Сикелии.
Но перед тем как лицо Магды окончательно исчезло, погрузившись в руины прошлого, он успел увидеть еще один сон. Страшные, кровавые образы промелькнули, как ускользающий запах яда, растворенного в кубке с нектаром. Однако попытки поймать отблески предрассветного кошмара ни к чему не привели.
Обливаясь холодным потом, Регарди окончательно проснулся и быстро откатился в сторону, чтобы избежать атаки незнакомца, напавшего на него из окна. Сон растворился в предрассветной мгле, а мир преобразился.
Привычная циновка превратилась в сбитую охапку соломы, его личная комната – в склад с садовыми инструментами, а нападавший – в Беркута, который неподвижно замер у окна, не сводя взгляда с острого серпа, неведомым образом оказавшегося в руках у Арлинга.
