Книга Картахена - Лена Элтанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
а) тому, кто недурно пишет, хорошо образован, к тому же знаком с нотной грамотой;
б) тому, кто имел постоянный доступ к компьютеру в библиотеке «Бриатико»;
в) тому, кто является наследником Ли Сопры и родился… когда же родился наследник?
Маркус вскочил с кровати, включил свет, открыл путеводитель, купленный на виа Ненци, и сразу нашел в указателе главу: домашние алтари и часовни. Пролистав до нужной страницы, он увидел фотографию, сделанную, судя по всему, с вершины соседнего холма: затерянная в зелени крыша капеллы казалась замшевой, будто шляпка перезрелого подосиновика.
Так… открытая балочная конструкция потолка, ажурные стрельчатые арки над нишей… вот оно! Цветные витражи ручной работы вставлены в окна в 1980 году, в память о перенесении мощей Святого Апостола Андрея из Константинополя в Амальфи. Выходит, окна застеклили в восьмидесятых, а не раньше, и все эти зеленые и синие ломтики, которыми так восхищалась Паола, были новоделом. Разноцветная пленка и свинцовая лента всего-навсего.
Он отчетливо помнил, что на открытке, увиденной им в полицейском участке, окно было витражным, и никаких решеток на нем не было. Пеникелла сказал, что их поставили после того, как Стефания уволила сторожа и деревенская публика стала заходить на вершину холма запросто и без лишних церемоний. Значит, вторую границу легко узнать, опросив, скажем, местных старожилов, а можно и не узнавать: flautista_libico не должен быть слишком молодым, у него речь и замашки взрослого человека, наверняка он старше Петры или, скажем, тренера Зеппо.
Значит, в список фактов о человеке без свойств добавляется год рождения. Примерно восемьдесят четвертый. Или пятый. Это мог быть человек со стороны, но ему пришлось бы слишком много узнавать о жизни отеля: часы репетиций, расписание тренировок, имена и привычки постояльцев, дежурства сестер – одним словом, все ходы и выходы. Нет, это кто-то из своих.
Маркус захлопнул путеводитель, положил его на место и посмотрел в окно. Единственная пальма в саду была похожа на упругий первобытный хвощ, за ней простирались широкие ботвистые поля голубых папоротников. Дождь и ветер четвертый день подряд, подумал Маркус, еще парочка таких сезонов, и здешние пляжи станут похожи на берега Варяжского моря. Осталось дождаться, когда отравленный Гольфстрим свернется кольцом и укусит себя за хвост.
* * *
Стоит человеку решить, что он создан для ненависти, скреплен ею, как будто музейный скелет хищного существа – проволокой, как он становится хрупким, и, если проволоку выдернуть, он рассыплется на тысячу позвонков и мелких хрящиков.
Трудно поверить, что мы какое-то время жили в одной гостинице, и я его не заметил, думал Маркус, перелистывая свою добычу. Подобный слог не меньшая редкость, чем красная камбала в лодке траянского браконьера. Утром он взялся перечитывать текст по второму разу, не захлебываясь от любопытства, как ночью, а спокойно, с нужным отстранением. Должны же здесь быть детали, сорвавшиеся с языка, кроме тех крошечных, что я уже нашел. Должен же он хоть раз обмолвиться, проболтаться, сказать лишнее. Кто этот тридцатилетний парень, так удачно спрятавшийся среди гостиничной обслуги? Их всего-то было человек сорок, а молодых и того меньше.
Если выманить здешних женщин из логова, они тычутся вслепую, будто раки-отшельники, вытащенные из раковины. Они проходят мимо по дороге на рынок – молчаливые, вечно в черном, с нарочито обиженным, прикушенным ртом.
Маркус сложил листочки в папку, где хранилось досье Петры, и решил не предаваться размышлениям до утра понедельника. На сегодня у него были планы, требующие сил и времени. На завтра тоже. А послезавтра он соберет вещи, оплатит счета, рано утром покинет мотель и прочитает все по новой – за первой чашкой кофе на площади, на свежую голову. В полдень он заберет машину с паркинга, к двум часам отправится в гавань, а вечером, закончив красить клошарову лодку, проберется по забитому машинами серпантину и выедет на римское шоссе. Маркус закрыл файл, выключил компьютер, надел куртку и вышел из комнаты. Проходя через кухню мотеля, он наткнулся на хозяйку, склонившуюся над плитой со свирепой улыбкой на лице. Облако пара, стоявшее над огромной кастрюлей, пахло свежей рыбой и розмарином.
– Пойду прогуляюсь, – сказал Маркус, незаметно прихватив со стола заточенный с двух сторон кухонный нож, и хозяйка кивнула, не отрывая глаз от кастрюли.
Выходя из мотеля, он встретил хозяина и предупредил, что уезжает в понедельник до полудня. За те несколько минут, что он потратил на разговор, ветер успел поднять пыль с обочины, и всю дорогу до почтового здания глина скрипела у Маркуса на зубах.
Выйдя на улицу, он заметил клошара, покупавшего в табачном киоске табак для своих цигарок. Клошар едва заметно кивнул и направился в сторону площади, где, вероятно, собирался завернуть в кафе. Маркус почувствовал зависть и решил сделать то же самое, когда вернется с холма. Подняться на холм он намеревался напрямик, ему хотелось подойти к «Бриатико» с севера, там у него были целых два варианта: калитка и собачья дыра.
Оливки начинались сразу за апельсиновой рощей, апельсины цвели запоздало из-за холодной весны, все вокруг было усыпано прелыми, подгнившими белыми соцветиями. Маркус знал, что стоит подняться на первую земляную террасу, как покажется знакомая крыша с двумя башенками, со второй террасы будет видна галерея зимнего сада, голубеющая на полуденном солнце, а с третьей – мраморная статуя епископа Да Косты в начале аллеи.
– Когда-то апельсины в этих краях были редкостью, – сказала Паола, когда они проходили через эту рощу, – теперь в такое трудно поверить. Когда я была маленькой, мы брызгали апельсиновым маслом на свечку. Чтобы пахло праздником.
С Паолой он никогда не знал, что правда, а что выдумка. Если что-то потерялось, надо помолиться святому Антонию, говорила она, разыскивая в рюкзаке провод от фотоаппарата, шептала про себя какие-то заклинания и с торжествующим видом выдергивала провод с самого дна. Утопленные дети, испуганно шептала она, показывая на изрезанную корнями сосен землю у пруда, туда, где камыш стоял затопленный черной водой и виднелись только несколько русых бархатистых головок.
Хозяйка мотеля говорила, что новый хозяин «Бриатико» так и не объявился, но в деревне могут и не знать подробностей. Одно время ходили слухи, что владельцы собирались разбить там виноградники и даже прислали агронома из столицы, но оказалось, что хваленая почва на холме сырая и засоленная и не годится ни для Monte Pulciano, ни для Sangiovese. Бедная Стефания плачет на небесах, сказала хозяйка, покачав головой, вот что значит пустить имение по ветру!
Маркус направлялся к обрыву, чтобы проверить одну догадку, но идти туда по мелководью было холодно и долго, к тому же ему не хотелось просить рыбацкие сапоги у мужа Колумеллы. Поэтому он решил подняться на холм, пробраться в поместье старым, испытанным путем, а оттуда рукой подать до скалы.
Давешняя встреча с синьорой Понте и ее розовые кусты всю ночь не давали ему покоя. Полосатая веревка в розарии, закрепленная на стержнях рыбацкими узлами. Он сам вязал такие узлы сотни раз, когда ходил юнгой на круизной яхте, вернее, работал помощником стюарда и таскал пакеты с бельем в прачечную. Боцман был помешан на морской романтике и каждый день перед завтраком собирал новичков на палубе и заставлял вязать узлы и разбирать сигнальные флаги: держитесь от меня подальше: я несу трал, мне нужен лоцман, иду на пределе возможности и прочее, Маркус до сих пор их помнил, он даже один рассказ собирался назвать «Держитесь от меня подальше», но потом передумал.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Картахена - Лена Элтанг», после закрытия браузера.