— Правда? — Рука болела, болела сильнее, чем раньше, в неё словно впивались сотни клыков… но кровь? Однако, пощупав ткань здоровой рукой, Маррон понял, что девушка права. Рукав можно было хоть выжимать. Маррон поднёс пальцы к лицу и почувствовал тёплый, с медным привкусом запах свежей крови.
— Сними это, — велела Элизанда. Заметив, что Маррон покосился на остальных, она добавила: — Что бы там ни случилось, минутка у нас есть. Окна наверху закрыты, нас никто не увидит. Если уж мы потеряли такую кучу времени, пара минут погоды не сделают. А вот для человека, который потерял столько крови, важна каждая капля. Снимай рубашку и дай мне взглянуть.
Он попытался раздеться, но не смог. Одной рукой юноша с лёгкостью мог расстегнуть пояс, но сама рубашка оказалась мокрой и тяжёлой и липла к коже. Одной здоровой рукой — тоже очень тяжёлой — он сумел только поднять подол к плечу. От усилия голова у него пошла кругом, а земля под ногами закачалась.
Наконец Элизанда помогла ему, развязав завязки и стащив рубаху через голову юноши. В тот миг, когда вокруг была темнота, он услышал резкий голос Элизанды:
— Он ранен! Смотрите…
Рубашка наконец упала, и Маррон увидел то, что должно было помочь его товарищам разглядеть его рану: небольшой шар, сотканный из золотого света, висел у него над головой и неярко светился. В его свете Маррон разглядел, что не только повязка, но и его бока и живот были залиты кровью.
Пока Элизанда возилась с мокрыми узлами, Радель произнёс:
— Не торопись и подлечи его. Обстоятельства изменились, так что мой первый план, видимо, провалился.
— Я тебе сто раз говорила…
— Обстоятельства изменились, Элизанда! В этой башне мы выпали из времени. Даже если счесть, что это тот же самый день, точнее, ночь того же дня, всё равно мы теперь находимся в совершенно другом положении.
— Почему это?
— Я знаю, что надеяться на это глупо, но, может, ты всё-таки будешь когда-нибудь думать перед тем, как заговорить? Джулианны хватились сразу после полуденной службы. Замок наверняка перерыли сверху донизу и, не найдя её, решили, что она сбежала, обманув стражников на воротах. Сейчас поисковые отряды прочёсывают окрестности. Ворота вполне могут быть открыты для приезжающих и уезжающих отрядов. Если мы проберёмся в конюшни неузнанными, никто не заподозрит выезжающих из ворот братьев в рясах. Нас могут пропустить без расспросов.
— Сплошные «если» да «может быть», — заметила Элизанда, однако скорее с облегчением, нежели с ехидством.
— Ну и ладно. Может, нам повезёт. В противном случае…
— Никакого противного случая. Ты не должен этого делать!
— Возможно, мне придётся.
— Нет! Подумай о своём отце…
Радель вздохнул.
— Разберись с Марроном, Элизанда. И молись, чтобы нам повезло.
Через мгновение она кивнула и вновь занялась узлами повязки.
Наконец бинты ослабли. Элизанда сдвинула их и тревожно посмотрела в лицо юноше:
— Не больно?
— Нет, — честно ответил он; рука онемела и казалась ему чужой, словно обрубок дерева, каким-то образом притороченный к его телу.
Элизанда недоверчиво посмотрела на него, а потом занялась бинтами. Чтобы снять их, понадобился нож; потом девушка бросила заскорузлое полотно наземь и осторожно коснулась раны, края которой была надорваны стягивавшей их ниткой.
— Выглядит страшно, но почти не кровоточит. Я могу перевязать её вот этим, — она показала на промокший бинт, прежде удерживавший его руку привязанной к груди, — но тогда нечем будет её закрепить.
— Не важно, — вновь честно, хоть и с трудом, сказал Маррон. Ему было всё равно. — Я ж её не чувствую.
Элизанда вздохнула, неохотно кивнула и взялась за дело.
Он уже оделся, а раненая рука была заткнута за пояс — больше ничего придумать не удалось, — когда беглецы вздрогнули, услышав звон Брата Шептуна. Три медленных удара — и Радель улыбнулся.
— Полночь. Всё-таки нам повезло. Подождём десять минут, пусть братья отправятся на молитву.
Было ясно, что на молитву отправятся не все, однако стражники у ворот будут смотреть на тропу — этот урок они усвоили несколько дней назад. Значит, до конюшен можно будет добраться без помех.
Когда колокол снова начал отбивать удары, Маррон поглядел вверх, на одно тёмное окно среди множества таких же тёмных. Сьер Антон должен быть у себя, если только не охотится сейчас на сбежавшую невесту…
Одно из окон внезапно зажглось, высветив силуэт человека, распахнувшего ставни. Маррон не мог отвести от него глаз и чувствовал, что на него тоже смотрят.
— Элизанда, — прошептал он не своим голосом, — свет… Крохотная звёздочка пропала, погрузив двор в темноту, но было уже поздно.
— Идём сейчас же, — резко сказал Радель.
Беглецы нырнули в туннель. Все, кроме Маррона, который стоял, глядя на окно, даже когда фигура человека из него исчезла, стоял и смотрел, пока Элизанда не подёргала его за локоть, подхватила под здоровую руку и потащила прочь, шипя на ухо:
— Ты что, хочешь попасться инквизиторам и всех нас выдать? Идём, ну!..
Они быстро шли — точнее, старались быстро идти — сквозь тьму. Маррону приходилось бороться с усталостью и тревогой, но мысли его заполнял сьер Антон, о котором он не мог не думать даже в такой спешке. Что увидел рыцарь, что он сделает? Начнёт читать молитвы и отпустит их? Или выхватит меч и бросится отрезать им путь, поднимая тревогу?
Маррон не мог ответить на эти вопросы, но не мог и отбросить их. Он даже не знал, какой ответ обрадовал бы его больше. Запнувшись о растрескавшийся булыжник, он подумал, что это знак: его одолевало искушение оттолкнуть Элизанду, бросить остальных и остаться на месте, ожидая, когда его господин отыщет его.
Идти его заставляла только нерешительность, да ещё тянущая вперёд рука Элизанды. Несмотря на то что Маррон шёл медленно, они вскоре догнали остальных: поначалу впереди показалось золотое свечение, исходившее от шарика колдовского света, а потом стал виден Редмонд, ковыляющий вперёд, опираясь о стену, а Радель с Элизандой поджидали его у следующего поворота.
Когда беглецы наконец собрались вместе, старик прохрипел: — Я не могу идти быстро. Бегите сами, бросьте меня…
— Живым не бросим, — огрызнулся Радель, — а я не для того тащил тебя через все препятствия, чтобы теперь пристукнуть. И вообще, нам в любом случае стоит идти медленнее и без света. Тут уже недалеко до внутренних дворов, где нас могут увидеть стражники. Обопрись на мою руку, мы пойдём так быстро, как ты сможешь. Да, если тут кто верит в молитвы, так молитесь, чтобы нам повезло…
В одном им точно повезло: они выбрались из башни, когда замок окутывала ночь, а большая часть его обитателей отправилась на службу. Впрочем, видимо, для равновесия, удача сопровождалась невезением: сьер Антон открыл ставни и выглянул в окно именно в тот миг. Маррона учили, что путь Господень лежит во тьме и на свету, а человеческая жизнь есть отражение этого пути. Юноша не задумывался о том, правда ли это, — он просто шёл за Раделем, как и все остальные, не молился и не надеялся. Бегство или плен, всё равно ничего хорошо его не ожидает. Да и усталость вкупе с болью появлению надежды не способствовали.
