Неподалеку Гар заметил Пейна Сорволда, беседовавшего с Нолом Далтри. Два самых близких друга Конройда. Ну, конечно, они обязательно должны были прийти сюда. И, несомненно, оба ждут, что им достанутся высокие посты при новом доранском дворе. Услышав крики в толпе, а затем увидев, что стало их причиной, Сорволд прервал собственную тираду, которой возражал на какой-то хитроумный софизм Далтри, и, сотворив короткое заклинание, послал энергетический импульс, зарядил магический светильник.
В этот момент он заметил подъехавшую карету с гербом Конройда и того, кто в ней прибыл. Извинившись перед Далтри за то, что вынужден прервать беседу, Сорволд направился навстречу Гару, придав лицу выражение самой изысканной учтивости.
— Ваше высочество, — обратился он, отвесив легкий поклон. — Его величество просил меня встретить вас и сопроводить на ваше место. Он сам будет здесь через несколько мгновений.
— Ждете большого выхода? Как это предсказуемо. — Голова гудела. Похоже, стоило выпить побольше вина. Потерев виски, Гар равнодушно поинтересовался: — Что у вас стряслось со светильниками?
В глазах Сорволда отразилось откровенное изумление — похоже, он не ожидал от принца такого тона. Затем тихо произнес:
— Ничего особенного, ваше высочество. Просто сегодня мы зажгли их слишком много, к тому же они несколько больше обычных. Но вам не о чем беспокоиться.
— А разве я выказал беспокойство? — хмыкнул Гар.
Сорволд попытался скрыть неловкость за придворной вежливостью.
— Не желаете ли пройти со мной, ваше высочество?
Гар только вздохнул.
— Эх, Пейн, вот этого-то я как раз желаю меньше всего.
— Извините?
— Да, ладно, пошли.
Поднимаясь вслед за Сорволдом, он заметил Пеллена Оррика, укутанного в темно-красные одеяния. Тот стоял ярдах в пяти и внимательно смотрел на толпу, словно искал там кого-то. Почувствовав на себе взгляд Гара, капитан повернулся в его сторону. Кивнул. Гар кивнул в ответ, пытаясь понять, что может скрываться за холодным, каменным выражением его лица. Ему всегда казалось, что Оррик и Эшер друзья, однако, если происходящее на площади как-то расстраивало Оррика, он это умело скрывал.
Впрочем, сегодня никто, у кого сохранилась хоть капля здравого смысла, не выказывал огорчения.
Гар поднялся на помост и прошел вслед за Сорволдом к месту, столь предусмотрительно оставленному для него. Конечно же, оно находилось прямо в середине, так, чтобы с него открывался прекрасный вид на место казни, и сразу за элегантным креслом изящной работы, предназначенным вне всяких сомнений для Конройда. Добрые, но, увы, невежественные люди, которыми некогда правил отец Гара, тут же заметили его, и по толпе прокатился гул голосов.
— Гар! Гар! Да благословит Барла нашего принца Гара!
Пришлось притвориться, что его радует реакция толпы, поскольку другого выбора все равно не оставалось. Он кивнул и помахал в ответ, сделав вид, что их крики что-то значат для него, что он рад быть здесь, с ними. Затем, когда приветствия стихли, опустился в кресло. Глубоко вздохнул и застыл, придав лицу невозмутимое выражение. Он чувствовал на себе любопытные взгляды немногих доранцев, решивших все же посетить предлагавшееся зрелище. Это были те, кто когда-то, совсем недавно, мечтал о том, чтобы он почтил своим присутствием их балы и приемы, те, кто рассматривал его как выгодного жениха для своих дочерей. Все они сейчас, вне всякого сомнения, сожалели о том, что он не умер вместе со своей семьей. Для них живой принц Гар был очень неудобен, как бывает неудобным любое напоминание о собственном предательстве.
Никто из них не заговорил с ним, никто даже не попытался приблизиться к нему. Что, впрочем, вполне его устраивало.
Через несколько минут прибыл Холз, служитель Барлы, одетый в самые дорогие жреческие одеяния. Огни магических светильников, освещавших площадь, вспыхнули и заиграли искрами на многочисленных рубинах и сапфирах, украшавших его парчовую накидку. Следом за ним появился Уиллер в тускло-зеленых одеждах. Он занял место в задних рядах, очевидно предназначенных для олков, и, казалось, даже воздух вокруг преисполнился смрадом чванства, исходившим от этого коротышки. Холз тяжело опустился в кресло, стоявшее рядом с все еще пустовавшим импровизированным троном Конройда. Гар посмотрел на площадь и нахмурился. Странно. Холз уже появился… А среди стражей и в помине нет оракула Барлы. Неужели это означает, что Эшеру отказано в последнем причастии? Похоже, с ним решили обойтись посуровее, чем с Тимоном Спейком?
Есть ли предел жестокости Конройда?
Холз еле заметно кивнул Гару.
— Ваше высочество.
— Служитель, — процедил Гар в ответ.
За их спинами тихонько переговаривались приглашенные более низкого ранга, пытавшиеся как-то скоротать время до начала церемонии. Холз слегка наклонился к Гару.
— Полагаю, ваше высочество смирились с сегодняшним событием. Поверьте, в подобных делах не может быть даже намека на… нерешительность.
Гар холодно улыбнулся.
— Вы полагаете, что я нерешителен? Вы ошибаетесь.
Холз бросил на него холодный взгляд, собираясь ответить, но тут откуда-то снизу поднялся и начал нарастать, словно прилив, взволнованный гул толпы. А затем раздались крики.
— Король! Король!
Конройд появился под такой гром приветственных воплей, что, казалось, от них станет страшно даже небесам, а звезды, сметенные этим ураганом, посыплются на головы ликующей толпы. А вот и король. Спаситель, славный доранец, избавивший их от династии, которую они, в общем, любили, но которая практически лишилась своей способности к магии. Государь въехал на площадь в ярко-алых одеждах, усыпанных рубинами и бриллиантами, верхом на Сигнете, прекрасном серебристом жеребце, которого так любил Эшер.
Впервые с той минуты, как он покинул карету Конройда, Гар посмотрел на клетку. Эшер стоял на коленях, на безжизненном израненном лице выделялись лишь пустые, мертвые глаза.
Гар невольно отвел взгляд.
Над площадью снова раздалось шипение нескольких светильников, и опять посыпались искры. Четыре шара почти погасли, исчерпав запас магической энергии, однако стоявшие настороже Сорволд и Далтри тут же вновь воспламенили их. Тем временем Конройд, восседавший на беспокойном серебристом жеребце, приветственно махал рукой, радостно смеялся, упиваясь тем восторгом, которым омывали его ликующие толпы народа.
В тот момент, когда Гар уже подумал было, что его вот-вот стошнит, Конройд наконец спешился, не глядя бросил поводья стоявшему в ожидании слуге-олку, стремительно взбежал на помост и встал возле своего кресла.
— Добрые люди! — обратился он к толпе, и она начала затихать. — У меня слезы наворачиваются от вашей искренней любви!
Сладкий, ласкающий слух, громкий голос государя звучал настоящей музыкой для пришедших на площадь.
