листвой затеняли крутой берег; с другой стороны берег был пологий, и деревья с искривленными стволами простирали свои ветки над водой.
Закинув удочки, мы терпеливо дожидались, пока рыба начнет клевать. Разговаривали мы вполголоса, чтобы не спугнуть рыбу.
После нескольких минут ожидания мы заметили, что вода подернута рябью. Легкие круги, как от брошенного камешка, расплывались по тихой воде. В центре кругов мелькали черные точки. Мы подумали, что это купаются змеи.
Но первое впечатление обмануло нас. Куджо, горячий рыболов, в Вирджинии по целым дням удивший рыбу, первый догадался, что означают черные пятнышки.
– Доброе дело! – закричал он. – Ручей кишит черепахами. Это чудесное блюдо: его любят и негры, и белые. Черепаха вкуснее рыбы, мяса, дичи и раков. Вот так удача!
Пока Куджо разглагольствовал, одна из черепах вынырнула недалеко от нас. По светлой полоске на голове и особой подвижности щита я узнал породу Trionyx, или мягкую черепаху. Называют ее также Trionyx ferox, и именно ее мясо считается изысканным блюдом.
Я хотел посоветоваться с Куджо, как поймать ее, но тут поплавок моей удочки погрузился в воду. Оказалось, что я поймал на удочку черепаху, по всей вероятности, ту, которую только что рассматривал. Это был не слишком крупный экземпляр, и мы без труда вытащили черепаху на землю. Куджо убил ее, предварительно перевернув на спину. Он объяснил, что прожорливые черепахи бросаются на все, что попадается им в воде, легко идут на любую приманку.
В течение четверти часа каждый из нас выудил по нескольку крупных рыб.
В глубоком молчании следили мы за своими поплавками; но тут на противоположном берегу ручья, приблизительно в ста шагах от нас, показался красивый зверек. Все мы знали его, а Генри дернул меня за рукав:
– Отец, взгляните!
Сомнений не было: это ракун, или енот. Широкая темная спина, острая лисья мордочка, лохматый длинный хвост, белые и черные разводы на желтой шерсти – все это было нам отлично знакомо. Мы различили короткие плотные лапы, прямые уши и на голове белые и черные пятна.
При виде ракуна Куджо оживился. Глаза его засверкали. В Соединенных Штатах это любимая охота негров; это главное развлечение угнетенных рабов в тихие летние южно-американские ночи.
Они едят мясо енота, хотя предпочитают ему оленье. Один вид енота вызвал в душе Куджо тысячи воспоминаний: он потирал руки, улыбался.
Енот не заметил нас, иначе он поспешил бы скрыться. Он пробирался вдоль берега, то вспрыгивая на деревья, то останавливаясь над самой водой.
– Старый ракун собрался на ловлю черепах, – шепнул мне Куджо. – Вот что означают его маневры.
Мне показалось невероятным, что енот может поймать в воде черепаху, плавающую не хуже рыбы. Если б зверек бросился в воду, черепахи, несомненно, ускользнули б от него. Но не таковы были намерения старого хитреца.
На берегу росло дерево, всем стволом склонившееся над водой. Около одной из веток показалось несколько черепах. Енот заметил их в то же мгновение, что и мы. Крадучись, вскарабкался он на ствол. Затем, спрятав голову между передними лапами, начал пятиться по ветке к воде. Двигался он медленно и словно нерешительно. Наконец длинный хвост на одну треть погрузился в воду. Тогда енот завилял хвостом.
Не прошло и трех минут, как черепаха, плававшая под деревом, заметила подвижный предмет. Отчасти из любопытства, отчасти надеясь на лакомую добычу, она подплыла и, изловчившись, схватила зубами кончик пушистого хвоста.
Как только енот почувствовал укус, он стремительно вздернул хвост и изо всей силы отшвырнул черепаху на берег. В два прыжка очутился он возле своей жертвы и перевернул ее на спину.
Черепаха была во власти енота, который уж собрался разделаться с ней, когда появился Куджо с яростно лаявшими собаками. Они переплыли ручей и покарали старого ракуна за его хитрость.
Покончив с енотом, мы вернулись к рыбной ловле, но черепах больше не трогали. В рыбе не было недостатка, и мы наудили целую груду.
33. Крошка Мария и пчела
В течение всей зимы нам лишь изредка попадались бобры. В эту пору они, спасаясь от холода, скрываются в логовах, но не погружаются в спячку, как другие животные. Они попросту сидят дома, деля досуги между едой и сном.
Изредка бобр вылезает из своего жилья, чтобы вымыться и почиститься, так как он чрезвычайно опрятен.
Уже несколько недель, как озеро замерзло, и ледяной покров был настолько крепок, что мы по льду ходили на противоположный берег.
Мы воспользовались этим обстоятельством, чтобы рассмотреть постройки бобров, возвышавшиеся, как стога сена, над водой. Бобровые логова так прочны, что мы свободно вскакивали на них, не боясь раздавить крышу.
В большинстве случаев выход вел прямо в речку на значительную глубину, где вода не замерзала, так что бобры не были заперты в собственных жилищах. Когда мы барабанили по крышам, испуганные животные спасались в воду, и под прозрачным покровом льда мелькали их пушистые шубки.
Ни один из них не вернулся обратно в свое логово. Нас это удивило: ведь не могут же бобры подолгу жить в воде! Очевидно, умные животные имели запасный выход на случай опасности.
Около противоположного берега была отмель, высоко поднимавшаяся над уровнем воды. Бобры проделали в ней большие коридоры, выводившие из-под воды на воздух. Всякий раз, когда их пугал какой-нибудь шум или если им грозила опасность, они искали спасения на этой отмели. Время от времени они выходили на лед, чтоб отдышаться.
Лед на озере был ровный и крепкий. Это навело нас на мысль о коньках. Мальчики увлекались этим благородным спортом, да и я разделял их вкус.
Мы решили
