твари, добивая её окончательно. Тогда ещё две стрелы пролетели над ним, залетев в тоннель и ранив следующего монстра. Тот, завизжав ещё громче предшественника, растянулся на полу, загородив проход, и бежавшие за ним следом чудища врезались в него, а в них следующие, образовав куча-малу.
Тоннель оказался закупорен, и, словно ожидая именно этой минуты, стены вновь ожили, начиная закрываться и захлопывать прореху. Минута, другая – и янтарная грань снова стала монолитной, создав внутри себя новую скульптурную композицию. Облегчённо выдохнув, Костас обернулся посмотреть на своего спасителя.
К немалому удивлению, он увидел за спиной группу вооружённых луками кентавров. Впрочем, удивление его скорее было вызвано тем, что племя кентавров, в то время не водившее особой дружбы с жителями полиса, но и не враждовавшее с ними, соблюдая нейтралитет, вдруг ни с того ни с сего целились ему в грудь, явно собираясь подстрелить человеческого военачальника. Целились, но пока не стреляли.
Подоспевшие воины Костаса загородили командира, выставив навстречу кентаврам щиты и копья, готовясь к драке. Оправившись от всех потрясений, граничар громко и решительно приказал отставить военные действия и, выйдя навстречу конелюдям, вступил в переговоры. Они были уверены, что это он открыл грани…
Выяснив причину недоразумения, чуть не стоившего всем жизни, и те и другие признали собственные ошибки. Молодой хилиарх при всех подарил свой собственный сигнальный рог тому кентавру, что спас его, и положил начало более тесным отношениям между полисом и «свободными племенами», впоследствии переросшим в дружбу и крепкий союз.
– Легки на помине, – пробормотал Костас, возвращаясь из воспоминаний в действительность и глядя на мчащихся к нему галопом кентавров во главе с Тыгдыканусом.
– Тревога! – ещё издали заорал командир кавалеристов, рукой указывая на склон горы по правому флангу от марширующей пехоты.
Проследив за его жестом, стратег увидел в указанном направлении маленькие фигурки, которые, прыгая как блохи, мчались наперерез его колонне. А за их спинами среди камней мельтешило что-то более крупное.
– К бою! – коротко приказал военачальник трубачу, ехавшему с ним в колеснице.
Секунда, и рёв трубы пронёсся над землёй, достигая горных склонов, и, отражаясь от них, множился, заполняя воздух долины. Подхваченный другими сигнальщиками, он повторялся снова и снова, увеличивая мощь звучания, пока толпы вооружённых людей, следуя указаниям труб, превращались в строгие боевые порядки готовых ко всему воинов.
Неплохо изучив историю античных и последующих миров, в особенности их военные тактики и стратегии, граничар, занимая видные должности в полисе Анонимус, регулярно реформировал его армию, внося новации в области вооружений и построений.
Фаланга в его греческом войске использовалась лишь изредка, на определённых участках местности, основное же построение он позаимствовал у римских легионов. Сейчас войска, повинуясь сигналам труб, из походной колонны перестроились в манипулы.
– Гигофипсы приближаются! – прокричал прискакавший Тыгдыканус, останавливаясь возле командирской колесницы.
– Это я и сам вижу! – буркнул Костас, хмуро разглядывая скачущие со скалы создания. Никакой другой вид монстров так прыгать не умел, по крайней мере до нынешнего времени. – Ты мне лучше скажи, кто на них верхом и кто там за ними?
– Скоро приблизятся, и увидим, – невозмутимо ответил человекоконь.
Его волевое лицо с гордым греческим профилем сияло радостным предвкушением близящейся битвы. По мнению кентавра, врагов следовало бить, а не рассматривать.
«Тоже мне разведчик, блин! Ему бы следовало в Лондоне родиться…» – недовольно подумал граничар о кентавре, памятуя поговорку из своего мира: для британцев война – это спорт. А спорт – это война.
Сам стратег, для которого война – это грязное ремесло, не одобрял такого подхода к делу, полагая, и не без основания, что подобный настрой способен привести к просчётам, которые дорого обойдутся в случае неудачи. Одним из таких просчётов или ошибок он считал принципиальный отказ кентавров носить доспехи.
Воины свободных племён ходили, скакали, бегали исключительно с голыми торсами, нося на себе лишь ремни с развешанным на них оружием и трофейные украшения, добытые в боях или на охоте. Вступив в военный союз с полисом, они из уважения иногда накидывали на плечи цветные плащи-хламиды, даренные им горожанами, но по-прежнему игнорировали любые доспехи, даже шлемы.
Сами кентавры объясняли это правилами воинской доблести, связанной с тем, что нет противника равного им по силе и ловкости. Стратег Костас полагал, что скорее речь идёт о так называемой конской половине. Ведь какой бы прочный доспех ни носила человеческая часть кентавра, вражеская стрела или копьё, поразив его конскую часть, выведет из строя всего кавалериста целиком. Так зачем таскать лишнюю тяжесть только на половине тела, если всё остальное открыто?
Именно поэтому кентавры полагались лишь на свою ловкость и искусство дальнего боя. Тугие луки, метательные дротики и праща – в обращении с этими видами оружия конелюди достигли большого мастерства, разя своих врагов на расстоянии и не сближаясь с ними в рукопашной.
«Но всё равно панцири и шлемы были бы не лишними, – время от времени думал стратег. – Увеличили бы вероятность уцелеть в мясорубках». Думать-то он так думал, но убедить в этом кентавров до сих пор не удавалось.
– Скажи-ка, друг, зачем я тебе вот эту штуку подарил в своё время? – спросил Костас илаха, указав на сигнальный рог, висящий у того на поясе.
– В знак нашей дружбы и доверия, – без запинки ответил кентавр.
– Верно, – согласился по данному пункту стратег и тут же добавил: – А ещё затем, чтобы ты, находясь в дозоре, мог сразу оповещать нас об опасности, как только её замечаешь. Зачем же ты опять примчался, едва завидев врага, но не разведав толком, кто там и с чем? Говорили же не раз: увидел опасность – труби в рог. А сам до последнего стой в дозоре, пока мы готовимся к бою.
Кентавр со свойственной его племени беспечностью отмахнулся, считая, что он лучше всех на свете знает, как надо воевать.
– Какой смысл в дозоре? – невозмутимо спросил он и сам же ответил: – Никакого. И без разведки понятно, что нас атакуют злобные твари из-за граней. И Зевс свидетель, не важно, кто именно на этот раз выполз оттуда, мы встретим стрелами любого и укажем им короткую дорогу в Тартар.
Сквозящая в его голосе горделивая удаль всегда нравилась стратегу, хотя, как замечено ранее, он такой подход не одобрял. Но спорить было некогда, противник стремительно приближался, и вот уже можно было разглядеть сгорбленные фигурки всадников, оседлавших прыгающих тварей. Их было много, достаточно для того, чтобы задуматься…
Сами гигофипсы не только прыгали как блохи, но и напоминали этих мерзких насекомых внешне: покрытые хитиновыми полосками спины, шипастые конечности, мелкие головки. Единственное, что их отличало от мелких собратьев, это вытянутые крупные челюсти с длинными острыми зубами, так как они не сосали кровь,
