от войны и мир, который ещё долго будет недоступен «Первоначальному крестоносцу», так как взывают тысячи битв и десятки стран, в которых до сих пор царствует воля безумцев и развращённых властью сердец.
- Что ж, Маритон, воля твоя и винить тебя я не могу. Если собираешься на покой, то Канцлер готов предоставить тебе место, где ты можешь пригодиться даже на мирной службе.
- Нет, - спокойно запротестовал мужчина. – Я хочу уйти восвояси и про всё забыть. Сам Рейх будет мне напоминать про то, что случилось здесь. Забыть, - тяжко молвит парень, – вот, что я хочу. Про работу и Информократию, про весь тот ужас, что я пережил… всё.
- И про Анну тоже? – тихо спросил Флорентин. – Ты её тоже хочешь забыть?
- Нет…, - раздался тяжёлый вздох. – Это единственный человек из… иной жизни, которого я не хочу забывать. И друзья тоже. Аркус, Изор и… Виотин. Все они погибли, чтобы я жил. И я не могу их просто так забыть, - Маритон повернулся к Хакону, что снова наполняет его кружку, только из другой бутылки. – Скажи, Хакон, я смогу уйти в безвестность? Может ли про меня забыть Рейх?
- Ох, парень, - встрепенулся мужчина, – восхвалим господина бюрократизм, за то, что он нам дал такую возможность, - Хакон, ухмыльнувшись, протянул кружку. – Так и напишем – пропал без вести в зоне боевых действий после увольнения с военной службы, - и тут же воин разразился философской речью. – Я понимаю тебя – ты хочешь спрятаться от всех на краю мира, забившись в угол и проведя там остаток жизни. Но стоит ли, когда рука крестового похода всё длиннее и ни одна земля не скроется от праведного огня?
- Да кстати, - заговорил Конвунгар. – А куда ты теперь двинешься? Сделать бумаги – нет проблем. Но вот где ты спрячешься?
- Я думаю пойти на север. Сначала отправлюсь в детище Лиги Севера, а оттуда наверняка двинусь ещё дальше – хочу добраться до любого свободного порта и отплыть на запад. А вы что будете делать, господа? – после вопроса Маритон снова прильнул к напитку.
- Продолжу воевать под началом Императора, - ответил Конвунгар. – У меня нет иного выбора, нежели продолжить войну.
- Меня ждут в Риме. После того, как там узнали о том, что я вступил в спор с одним из самых искушённых философов, с «апостолом», мне направили письмо с приглашением в Круг кардиналов, - смиренно дал ответ Флорентин Антинори.
- Какие интересные и величественные у вас судьбы, - ехидно заметил Хакон. – У меня всё намного проще. Я останусь обычным солдатом и проведу военную жизнь. Кто-то из моих знакомых и хочет на гражданку, но я не желаю оставлять службу, пока есть те сволочи, которые нуждаются, чтоб им…
- Что ж, - легко выдыхает Флорентин, начиная фразу едва улыбнувшись. – Ох, чудна и непостижима воля Господа. Интересная получилась история, достойная архивов и хроники Рейха, а также страстных проповедей. Ты, Маритон, за один день проделал путь от слуги Информократии до её ярого противника… за один день не просто изменил мировоззрение, а набрался смелости и сокрушил сам надоевший порядок, и всё ради мести, - священник на секунду замолчал, чтобы отпить эль. – И ради возмездия ты прошёл через всё поле боя, сквозь весь кошмар, добравшись до самих лживых «апостолов», и расправился с ними. Ради Бога, скажи, ты прошёл такой долгий и трудный путь ради одной лишь мести?
- Не совсем, - мужчина отодвинул кружку с напитком. – Эти руины, полыхающие осколки Информократии есть залог существования грядущих поколений, для которых нами, нашей кровью и болью, было создано лучшее будущее. Да, и что греха таить, до поры до времени я бился по личному мотиву, но большой радости это не принесло… и тогда я решил завершить тот день во имя дня завтрашенго.
- Слишком много пафоса, ты скотина чертовски прав! – со стула поднялся Хакон, держа кружку в руках, поправив шинель и осмотрев всех заговорил, чуть хрипловатым голосом. – Что ж, предлагаю за это выпить.
- Нет, - вмешался Конвунгар. – Давайте сначала помянем тех, кто вчера погиб, чтобы мы сегодня жили.
Три человека поднялись со стульев, присоединившись к мимолётным поминкам. Синхронно они прильнули губами к кружкам, стакану и фляжке и опрокинули тары с алкоголем, осушив их.
Как только ёмкости оказались на столах, Конвунгар обернулся к человеку, решившемуся уйти во мрак истории, вынув из кармана листок.
- Маритон, отправляйся в порт городка Сан-Ремо и отдашь капитану судна «Серебристый огонь» эту бумагу. Это моя… «доверенность» что ли. Я знаю, они собираются отплывать до Марселя на торговом судне с целью разведки и тот капитан послушается меня, так что можешь не волноваться. Там можешь сойти и стать свободным.
- Спасибо, - выпрямился мужчина, забирая документ.
- Ступай, Маритон, и помни – «мы сами выбираем свой путь, от этого зависит, кем мы являемся на самом деле».
Эпилог
Огромные помещения заливаются солнечным светом, который прорывается сквозь огромные палладианские окна, блистающие снаружи золотой отделкой, привлекая людей неестественным сиянием. Облицовка стен поражает – серебряные узоры, красивые эбонитовые символы и золотистая геральдика Империи. Внутренне убранство здания куда привлекательней внешних прелестей величественной трёхэтажной постройки. Огромные в высоту стены, облицованные белым мрамором, и украшенные красочными картинами далёкого прошлого придают величественность сию месту. Под ногами стелется белоснежная, как сибирский снег, плитка, в которую можно смотреться как в зеркало.
Но больше всего выниманию привлекают девять статуй, расставленных у стен по четыре монумента, и ещё одна в самом конце венчает исторический парад величественных фигур, веющих силой и славой из кошмарного прошлого. Каждая из них выполнена из золота, серебра и меди. Каждая являет собой образ героя, который на заре Империи служил Канцлеру верно и беззаветно и каждый из них достоин того, чтобы быть отлитым из драгоценных металлов.
В этом место всегда многолюдно – граждане Рейха стремятся познать историю страны и узнать, кто стоял у её истоков и какую каждый из великих героев цену заплатил, чтобы Империя родилась на свет. Здесь много кого, обычные рабочие и служащие бюрократии, военные и гражданские. Все привыкли, что музей — это место единения всех в одном историческом порыве, и поэтому два могущественных человека позволяют себе остаться незаметными.
