Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
Томас приводит пример того, как это работает. Один из друзей в школе дал ему украденную коллекционную карточку довольно большой стоимости. Перед Томасом был соблазн оставить ее себе, но он вспомнил, что персонажу одной из его любимых игр также давали краденое. По словам Томаса, в игре персонаж вернул похищенное, поэтому юноша последовал его примеру. “Персонаж совершил правильный поступок и вернул краденое. И в результате все сложилось благополучно. И тогда я сказал: да, это хорошо. Наверное, и мне следует вернуть похищенное”.
Вдохновленный действиями персонажа, юноша вернул украденную карточку законному владельцу. Игра помогла Томасу принять верное решение, но не дала ему возможности обсудить случившееся. Она не дала ему шанса поговорить о том, как дальше общаться с одноклассниками, которые воруют явно без каких-либо последствий, а теперь у них есть основания считать, что и он тоже ворует. Томас признается, что в школе чувствует себя “в окружении предателей”. Это ужасное ощущение, и здесь бы ему помог разговор с другим человеком. Но Томас сомневается, что такой разговор может состояться вскоре. Напротив, ему кажется, что в будущем он все чаще будет обращаться к машинам за компанией и советом. Когда я слышу это признание, мне кажется, что у меня екнуло сердце. Каким образом мой собеседник перевел разговор на тему искусственной дружбы? Томас объясняет: в сети он играет в игры, где иногда не может отличить людей от программ.
У Томаса есть любимая компьютерная игра с большим количеством “неигровых персонажей”. Неигровые персонажи – те, которые не находятся под контролем игрока; их поведение определяется программно. Такие персонажи могут быть очень важны: иногда они спасают вам жизнь, а иногда, чтобы двигаться дальше, вы должны спасти жизнь им. Но время от времени те, кто создали компьютерную игру, в которую играет Томас, переворачивают ее мир вверх тормашками: авторы берут на себя роли неигровых персонажей, ими созданных. “Таким образом, в первый день вы встречаете каких-то персонажей, и это просто программы. Во второй день они уже оказываются людьми… Выходит, вы далеко не всегда можете отличить роботов от людей”.
Когда мы встречаемся, Томас как раз недавно получил опыт, когда он перепутал неигрового персонажа с человеком. Это произвело на него большое впечатление. Томасу интересно, как бы он себя почувствовал, если бы “настоящий бот” – то есть персонаж, чье поведение определяется компьютерной программой, – захотел стать его другом. Молодой человек не может сформулировать какое-либо возражение. “Если бы настоящий бот действительно о чем-то меня спросил и вел бы себя, как живой человек, – признается Томас, – я бы и воспринял его в качестве друга”.
В “игре в имитацию” Тьюринга, компьютер, чтобы считаться умным, должен был общаться с человеком (посредством клавиатуры и телетайпа) и сделать так, чтобы человек не понял, кто скрывается за этим текстом: человек или машина. Тест Тьюринга целиком посвящен поведению, способности сыграть человека. Томас живет в бихевиористском мире. Существует “тест Томаса” на дружбу. Чтобы стать другом, нужно вести себя как друг, как “живой человек”.
Томас поясняет: если кто-то изображает дружеское отношение к нему, он готов это принять за настоящую дружбу. По словам молодого человека, если бы бот спросил его: “Как дела? Как ты себя чувствуешь? Что ты думаешь?”, он бы ответил. Это служит основанием для сложносочиненной фантазии Томаса насчет того, какие черты личности могли бы ему импонировать в его друзьях-машинах. В отличие от ребят, с которыми отношения в школе не складываются, друзья-машины будут с ним честны. Они предложат ему свою компанию без напряжения и трудного морального выбора. Такая перспектива, по словам Томаса, кажется ему “успокаивающей”.
Это роботизированный момент, “успокаивающий” семнадцатилетнего парня, к которому в друзья пока что набиваются юные гопники. Возможно, Томас и согласится считать программы задушевными друзьями, ведь он уже настолько снизил свои требования к беседе, что готов принять даже предложение игрового бота: изображение честности и товарищеского интереса.
И потом еще есть вопрос, насколько мы ценим “информацию”. К первому десятилетию 2000-х было просто найти старшеклассников, полагавших, что лучше обсуждать проблему свиданий в старшей школе с компьютерными программами, чем откровенничать об этом с родителями. Программы, как объясняли эти студенты, могут прибегнуть к таким обширным базам данных, о каких родителям не приходится даже мечтать. Если кто-то дает совет по поводу свиданий, он должен поставить себя на место другого человека, проникнуться его чувствами. Следовательно, когда вы беседуете с отцом о девушках, это может также стать поводом поговорить об эмпатии и этичном поведении. Даже если отцовский совет вам не помог, будем надеяться, что вы все же узнали из этого разговора нечто такое, что поможет вам улучшить ситуацию хотя бы со следующей девушкой.
Если вы предпочитаете, чтобы о беседе насчет свиданий “позаботилась” машина, это значит, что более масштабный разговор на эту тему не состоится. Он попросту не может произойти. И чем больше мы говорим о беседах как о том, что можно поручить машинам, тем больше мы, в конечном счете, обесцениваем беседы с людьми – потому что они не могут нам предложить того, что дают машины.
Я слышу, как взрослые и подростки говорят о непогрешимых “машинах, дающих советы”, способных работать с огромным количеством данных и проверенными алгоритмами. Когда мы считаем, что человеческая жизнь опирается на алгоритм, и когда совет машины становится золотым стандартом, мы перестаем чувствовать себя в безопасности, если имеем дело с людьми, не лишенными недостатков.
Услышав, как молодые люди говорят о преимуществах того, чтобы обратиться к роботам вместо родителей, я понимаю, что эти дети разочарованы в своих родителях. Если родитель ведет себя отстраненно, его детям будет непросто понять чувства других людей. Устремляясь к своим телефонам, отцы и матери, видимо, чувствуют себя свободными от тревог, возникающих из-за того, что они игнорируют детей. И если в этом новом мире вы добавляете ко всему происходящему робота-няню, это уже не кажется странной затеей. В сущности, это может восприниматься как решение. Рассеянным родителям нравятся роботы, потому что сами они отстранены. Нравятся роботы и одиноким детям, ведь роботы всегда будут рядом.
Наиважнейшая задача детства и подросткового возраста – научиться привязанности и доверию к другим людям. Этой цели можно достичь с помощью человеческого внимания, присутствия и беседы. Когда мы раздумываем, не позволить ли роботам заботиться о детях, мы забываем о том, о чем детям действительно нужно помнить: взрослые будут рядом с ними постоянно.
На пути от того, что лучше, чем ничего, к тому, что лучше, чем все
С точки зрения ребенка[331], узы привязанности и выражение дружбы – одно и то же. Общаясь с людьми, дети учатся со временем распознавать, как голосовые модуляции, выражения лица и движения тела становятся единым целым. Естественно. Плавно. А потом они узнают, как раскрываются слои человеческих эмоций, тоже естественно и плавно.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
