– Я не пытаюсь... – Он вздохнул. – Назови это моей эпитафией. Знаешь, есть одно старинное индийское стихотворение, которое мне очень нравится. Его произносит человек, утомленный долгим сезоном дождей. «Падают стрелы дождя, – говорит он. – Так, словно миру приходит конец».
– «Поздно, никто не придет на свиданье», – закончила я за него. – Отец научил меня этому стихотворению, когда мне было десять лет. Его написал Видьяпати. – Я хотела напомнить Калебу, что по законам индийского кино негодяй не может читать стихов. Это противоречит его образу. Герои детективов часто бывают весьма начитанны. Но не кинонегодяи. Не в бомбейском кино.
Калеб улыбнулся:
– Умница, Розалинда. Хорошо, а это для тебя:
Земля – словно море из грязи,
Шипение змей вокруг.
Тьма, тьма повсюду,
И только ноги мои
Сверкают, как молнии
Среди тьмы.
– Ноги твои, – поправила я. – Строка звучит так: "И только ноги твои сверкают, как молнии среди тьмы".
Я не позволю ему ни в чем взять верх, даже в этой последней строке, в этом финальном монологе.
– Да, – согласился он. – Возможно, мне следовало бы это спеть. Свою лебединую песню.
Он взглянул на свои ноги рядом с разбросанными фотографиями. Босые ноги и жевание паана – вот единственное свидетельство того, что он когда-то был уличным мальчишкой. Калеб, человек, поглотивший свое "я", покачал головой и пожал плечами.
– Значит, снова погружаться в болото, – сказал он и рассмеялся. – Чертова страна.
Он стал нагибаться, чтобы поднять одну из фотографий Сами, и поскользнулся. Я уверена, что он на самом деле поскользнулся. Я это прекрасно помню. Пол был очень скользкий. Он поскользнулся. И чисто инстинктивно, чтобы не упасть, ухватился за первое, что попалось под руку – за кабель, протянутый к стене. Он прикоснулся к шести дюймам оголенных проводов в том месте, где раскаленные добела софиты подсоединялись к сомнительного вида розетке. За этим последовала вспышка, запах паленой резины, и на какое-то мгновение у меня возникло впечатление, что он еще крепче сжал в руке провода. Но это была лишь случайность. Причиной подобной невероятной выдержки бывает удар тока, не сила воли. Это известно всем.
Рассказывают, что в Индии один человек перенес удар тока в четыре тысячи вольт и выжил, а умер значительно позже в больнице от заражения крови. Бывали случаи, когда люди оставались живы и после контакта с оголенными проводами с напряжением в восемь тысяч вольт. При этом человек с хроническим заболеванием сердца может погибнуть и от относительно небольшого электрического шока. Прошло совсем немного времени, всего несколько секунд, и кто-то из рабочих отключил электричество. Но Калеб уже был мертв. У него был слабое сердце от рождения, как позднее отметили газеты. Плохая наследственность. Это было у него в крови.
В то мгновение, когда он схватился за провода, у меня возникло странное ощущение, что сейчас он должен исчезнуть в клубах дыма, оставив после себя запах серы. Или по крайней мере какой-то признак цианизации. Я узнала это от матери в раннем детстве. Основная химическая реакция при выделении золота из руды.
– При пропускании электрического тока через слабый раствор цианида, – говорила она мне, – золото осаждается на других металлах как на гальваноклише. Эта реакция часто используется для защиты и украшения неблагородных металлов.
Наверное, следы золота должны были проявиться на моей коже. Романтический образ. Какой-нибудь режиссер когда-нибудь обязательно воспользуется этой идеей. Калебу бы она, несомненно, понравилась при его-то любви к мелодраматическим эффектам. Но этого не происходит, когда сквозь вас проходит заряд в несколько тысяч вольт. Вас буквально спекает. И тем не менее на Калебе были заметны определенные признаки электролитического осаждения. На его руках появился золотистый налет, след, остающийся после контакта с высоким напряжением, – классический красновато-желтый древовидный узор. Образ дерева, пораженного молнией во время муссона. Иногда на теле человека, казненного на электрическом стуле, может не остаться вообще никаких следов. Но так как центральная нервная система сама функционирует на основе электрических импульсов, избыток электрического тока полностью выводит ее из строя. Обычный случай перенапряжения сети.
Чего я добивалась здесь? Конечно же, признания. Завязывания узлов и сцепления звеньев в длинной цепи. Я хотела задать прямой вопрос: Эйкрс столкнул Майю или это сделал все-таки ты? Виноват ты в гибели Сами или нет? И если виноват, то в какой степени? Но заключенному удалось сбежать до того, как прокурор открыл дело. Такого в кино тоже не бывает.
Я вернулась в кабинет Калеба и собрала фотографии мертвой женщины, которая, возможно, была матерью Сами. Открыла ящик стола, чтобы забрать оттуда свои семейные снимки – те, что с Проспером, – и обнаружила конверт с негативами и фотографией толпы перед каким-то современным зданием. На конверте стояло имя «Калеб». Единственное, что отличало этот снимок от множества подобных ему любительских кадров, – фигура человека, выходящего из здания. Его лицо закрывала маска Рамы. Больше в нем не было абсолютно ничего примечательного: темные волосы, стандартная хлопчатобумажная индийская куртка, сандалии – вид примерно такой же, как у каждого второго на улицах Бомбея. Я еще раз взглянула на фото – нет, не сандалии, шлепанцы – и сразу же вспомнила пристрастие Эйкрса к «Армани» и «Гуччи». Надпись на конверте была, несомненно, сделана моей сестрой. Я разорвала конверт на мелкие кусочки и выбросила, остальные фотографии положила к себе в сумку и вышла из студии. Как ни странно, никто не остановил меня. Никто не заговорил со мной. Я сделалась невидимой, тенью, способной проходить сквозь предметы.
* * *
Я села в автомобиль рядом с Томасом и позволила ему без остановки болтать о кино, поэзии, Шекспире, о чем угодно, лишь бы не было пауз, лишь бы не наступила тишина.
– Вы слышали о фильме «Книги Просперо» мистера Питера Гринуэя? – спросил он и продолжил, не дожидаясь ответа: – Я надеюсь, что когда-нибудь фильм пойдет в кинотеатре, расположенном неподалеку от моего дома, и я смогу увидеть шекспировскую «Бурю», возрожденную с помощью новейших компьютерных технологий. Ведь это же будет чудесно, мисс Бенегал, не правда ли?
Я согласилась, что это будет чудесно. Больше я практически ничего не произнесла за все время нашей поездки.
Двоюродные сестры Томаса жили над старой пошивочной мастерской неподалеку от Атмарам-роуд в благодатном для уличных торговцев районе Бхулешвар. Чтобы добраться до их квартиры, нам пришлось пройти через магазин, владелец которого сидел на фоне громадных фотообоев с изображением Парижа.
– Его семейство начинало свой бизнес с поставки костюмов для фольклорного театра, – прошептал мне на ухо Томас, – но они по-настоящему разбогатели с появлением кино на мифологическую тематику и телесериалов. В особенности же выгодными оказались эпизоды сновидений, без которых не может обойтись ни один индийский фильм. Сейчас он работает над потрясающими нарядами для нового фильма о Белоснежке.
