Лестница возле стены. Кинулись к ней.
Вверх.
Вверху люк.
Карабкались, перемахивая через три ступеньки.
В коридоре шум. Копы.
Хорхе глянул вниз. Открыл люк. Внизу скомандовали: «Ни с места! Полиция!» Ага, идите в жопу, подумал Хорхе. Хорхелито — калач тертый. Золотое правило: беги без оглядки, рви когти, копам сосать.
Выбрались на крышу. Крыша плоская, жестяная, какая-то седая. Походу, сперва была белой. Небо ясное.
ЮВе запыхался. «Глок» все еще в руке. Патроны небось все расстрелял. Хорхе выглядел получше, даром что столько не тренировался.
Ураганом по крыше.
ЮВе, походу, знал, куда бежать. Рассекал впереди.
Хорхе:
— Куда мы?
ЮВе:
— Там тачка. «Фольксваген», с лицевой стороны, у флагов.
А сучары легавые уже на крышу выбираются. Настигают.
Издали кто-то орет в матюгальник:
— Стоять! На месте! Руки за голову!
ЮВе направил ствол в сторону преследователей. Охренел совсем?
Хорхе услышал, как закудахтали полицейские: «Он вооружен!»
Сам помчался дальше.
Дыши носом.
Как потом разит.
Но не от нервов. От бега.
Нервы в норме.
Бегом по крыше.
Орет матюгальник.
ЮВе остановился. В руке «глок». Развернулся лицом к копам. Отрывистый щелчок. ЮВе стреляет или в него?
Облом — а Хорхе-то понадеялся, что у товарища кончились патроны.
Еще выстрел.
ЮВе упал. Схватился за ляжку.
Что творят, суки легавые!
Некогда.
Полетел сам.
Гармония в каждом шаге.
Глубина в каждом вдохе, ритм в каждом взмахе.
В отключке: вся его сила — в беге.
Вспомнил, как нарезал круги на Эстерокере. Вспомнил, как взвилась самопальная веревка над тюремным забором.
Бежал резво.
Вот уже и край.
Вниз даже не глянул.
Сиганул с крыши. Привычка, однако.
Прыжки с эстерокерского забора и Вестербрунского моста теперь показались ему легкой разминкой.
В ноге что-то хрупнуло.
Увидел «фольксваген».
Фиг с ней, с болью.
Ковыль-ковыль к тачке.
Высадил стекло. Открыл дверцу.
Сидуха вся в осколках.
Рванул из-под руля провода.
Что-что, а тачки угонять — это в крови.
Король.
Есть контакт.
Адиос, лузеры!
Эпилог
Наверное, Паола уже родила.
Хорхе закурил, откинулся на спинку. Шаткий шезлонг. Тент с рекламой пепси.
Нога еще болит, но намного меньше.
Самет — не самый популярный остров в Сиамском заливе. Дольше добираться, чем до Taу и Самуя. Ни тебе шведских чартеров, ни засилья немецких туристов, ни многодетных семейств. Взамен: дешевые бунгало, пустынные пляжи и нечесаные бэкпэкеры. Да, еще стареющие холостяки и тайские шалавы.
Половина бабла, в гринах, греется на солнышке рядом с шезлонгом, в сумке. Другая лежит на счете в «HSBC». У этого банка есть отделения по всему миру.
То, что надо.
На пляже безлюдно.
Пощупал: убедился, на месте ли сумка.
Предался воспоминаниям.
Ты сделал всех. Хорхе Бонапарт. Гнал машину как сумасшедший, хрен с ним, с вывихом. Точь-точь как с Эстерокера, только на этот раз без заготовленного плана. Преследователи отставали на полминуты, не больше. Свернул в Мидсоммаркрансен. Сплошные дома, узкие улочки. Это тебе не шоссе, где легавые не упустят из виду. Бросил тачку в кювете у гимназии Бренчюрка. Полминуты не прошло, уже угнал новую. Легавые не воткнули. Фокусник снова обвел их вокруг пальца. Сбил со следа. Перехитрил лисиц.
Недолго думая, полетел на хату к Фахди.
Ключи при себе. Доковылял до спальни. Залез в шкаф. Вытащил дробовик, тот самый, что пригодился ему на Халлонберген. Сунул в бумажный пакет «Vivo». Стал уходить.
Передумал. Вернулся в спальню. Выгреб автомат и остальное оружие Фахди. Завернул в простыню.
Фахди — братан. Даже если выкарабкается, хоть за стволы срок не накинут.
Пошел на кухню. На столе привычная картина — весы, пакетики, конверты, зеркала и лезвия. Триста грамм кокса рассованы по марочным пакетикам.
Засунул все добро туда же, в бумажную авоську.
Пошарился. Перевернул кухню вверх дном, стараясь не шуметь. В перчатках. Не наследил. Нашел, что искал: ключи от складов.
Похромал наружу. Тиснул новую тачку.
Простыню со стволами бросил в залив Эдсвикен.
Катался до ночи. Опустошал склады. «Шургард селф-сторидж» на Кунгенскурва, Хегдален, Дандерюд.
Наутро: склады в Риссне, Сольне и Веллингбю. Общий улов: 1 кг 200 г кокса.
Потом три дня аврала. Спускал дурь, почитай, задаром. Семьсот за грамм. Товар разлетелся как пивасик в жаркий полдень.
Выправил полустремную ксиву — бабла отвалил немерено, ну, да не до жиру.
Сунулся с ней на чартерный рейс до Бангкока. Рискнул.
Прокатило. Выезжающих из Швеции досматривали абы как.
Свалил за бугор уже на четвертый день после того, как погорел в холодильнике.
Вышло не так, как задумывал.
Если родится пацан, Паола обещала брату назвать его Хорхе. Настоящий Хорхелито, только мелкий. Пусть старшему Хорхе остаток жизни придется провести в бегах, зато у Паолы будет нормальная житуха. Дядя избавит племяша от геморроя: от собесовских хабалок, от учителей, исподтишка чмырящих тех, кто «понаехал тут», от гнойных полицейских пидоров, а еще — от Родригеса. Хорхе замутит схему, все до последней кроны вложит в воспитание племяша.
По пляжу под ручку с тайской малолеткой фланировал бледнолицый европеоид.
Хорхе зажмурился. Его уже тошнило от сутенеров, правда, кое с кем он еще посчитается, даст Бог.
Вспомнил, как ЮВе в ангаре все отказывался верить. Но Хорхе не сдавался:
— Твою сеструху насиловали и били, я видел запись. Вот эти самые. Поверь мне на слово.
ЮВе, тупо уставившись перед собой, мямлил только:
— Рот закрой, Хорхе. Хорош тебе.
Но Хорхе знай твердил, шептал так, чтоб ЮВе мог разобрать:
