Валландер поднял руку:
— Давайте-ка поточнее. Когда это было? Какого числа?
Ёргенсен наклонился вперед, поглядел на настольный календарь.
— В пятницу, тринадцатого мая. Около шести вечера.
Вероятно, так оно и есть, подумал Валландер. Это мог быть преемник Виктора Мабаши.
— Он сказал, что пробудет здесь около месяца?
— Кажись, так.
— Кажись?
— Точно.
— Продолжайте, — сказал Валландер. — И как можно подробнее.
— Ну, мы толковали о том о сем. Держался парень дружелюбно, вежливо. Но я все время чувствовал, что он как бы начеку. По-другому не скажешь. В конце концов мы добрались до Лимхамна. Я причалил, и он сошел на берег. Деньги я получил вперед, а потому сразу развернул лодку и отплыл восвояси. И думать забыл про эту историю, да вот на днях мне попалась на глаза старая шведская газета. На первой странице там была фотография, и человек на ней будто знакомый. Он погиб в перестрелке с полицией. — Ёргенсен секунду помолчал. — С вами. Ваша фотография там тоже была.
— За какое число газета? — перебил Валландер, хотя уже знал ответ.
— Кажись, за четверг, — неуверенно сказал Ёргенсен. — А может, за следующий день, четырнадцатое мая.
— Дальше, — сказал Валландер. — В случае чего потом проверим.
— Я узнал человека на фотографии. Но поначалу никак не мог вспомнить, где его видел. Только третьего дня наконец сообразил. Когда я высадил африканца в Лимхамне, на набережной его ждал толстенный мужик. Поодаль держался, будто не хотел, чтоб его заметили. Но у меня глаз острый. Это был он. Потом я долго думал. А вдруг это важно? Ну и вот, взял себе выходной и приехал сюда.
— Вы правильно поступили, — сказал Валландер. — Я не стану заводить дело насчет нелегального въезда в Швецию. Но при условии, что вы немедля прекращаете такую деятельность.
— Уже прекратил, — сказал Ёргенсен.
— Этот африканец. Опишите его.
— Лет тридцати. Высокий, сильный, гибкий.
— Еще?
— Больше не помню.
Валландер положил ручку:
— Вы правильно сделали, что пришли.
— Может, это вовсе и не важно, — сказал Ёргенсен.
— Напротив, очень важно. — Валландер встал. — Спасибо, что пришли и все рассказали.
— Не за что. — Ёргенсен вышел.
Валландер поискал копию письма, которое направил в Интерпол, в ЮАР. Немного подумал. Потом позвонил в Стокгольм, в шведский Интерпол.
— Комиссар Валландер из Истада, — сказал он, когда на том конце сняли трубку. — В субботу, двадцать третьего мая, я посылал телекс в Интерпол ЮАР. И хотел бы теперь знать, что они ответили.
— Но в таком случае вы должны были сами получить от них ответ.
— Будьте добры, проверьте на всякий случай, — попросил Валландер.
Через несколько минут ему сказали:
— Ваш телекс, одна страница, ушел вечером двадцать третьего мая в Йоханнесбург, в Интерпол. Нам подтвердили получение.
Валландер нахмурился:
— Одна страница? Я посылал две.
— У меня перед глазами копия. Вообще-то у сообщения как бы нет конца.
Валландер посмотрел на свой экземпляр.
Если отправлена только первая страница, то южноафриканская полиция не знает, что Виктор Мабаша мертв и вместо него послан другой человек.
Кроме того, можно сделать вывод, что покушение состоится двенадцатого июня, поскольку Сикоси Цики сказал Ергенсену, когда примерно собирается домой.
Валландер тотчас сделал логические выводы.
Южноафриканская полиция почти две недели разыскивает человека, которого нет в живых.
Сегодня четверг, 11 июня. Покушение, вероятно, состоится 12 июня.
Завтра.
— Как, черт побери, такое могло случиться? — воскликнул он. — Как вы умудрились отправить только половину моего телекса?
— Понятия не имею. Это вам скажет тогдашний дежурный.
— Еще раз, — сказал Валландер. — Я вышлю вам новый телекс. А вы сразу же отправите его в Йоханнесбург.
— Мы все отправляем сразу.
Валландер положил трубку. Как это возможно? — опять подумал он.
Он даже не пытался найти ответ. Вместо этого вставил бумагу в машинку и написал короткую депешу. «Виктор Мабаша неактуален. Вместо него нужно искать человека по имени Сикоси Цики. Тридцать лет, высокий, стройный (тут он заглянул в словарь, потом написал: well proportioned), особые приметы отсутствуют. Данное сообщение заменяет предшествующее. Повторяю: Виктор Мабаша неактуален. Сикоси Цики, вероятно, его преемник. Фотографии нет. Отпечатки пальцев постараемся найти».
Он подписал телекс и пошел в дежурную часть:
— Немедля отошлите это факсом в стокгольмский Интерпол, — сказал он незнакомой дежурной.
Постоял, наблюдая за отправкой сообщения. Потом вернулся в кабинет. Наверно, уже слишком поздно.
Если б оставался на службе, он бы незамедлительно потребовал выяснить, кто несет ответственность за то, что отправлена была только половина телекса. Но теперь не стал этого делать. Все равно не успеет.
Валландер опять занялся бумагами. И около часу наконец-то все разобрал. Стол был чист. Он запер свои личные ящики и встал. Не оборачиваясь, вышел из кабинета, закрыл за собой дверь. В коридоре ему никто не встретился, и он незаметно покинул управление.
Теперь осталась лишь одна задача. Когда он ее выполнит, список дел будет исчерпан.
Он спустился вниз по переулку, миновал больницу, свернул налево. И все время ему чудилось, будто встречные прохожие смотрят на него. Он старался пригнуться, сделаться как можно меньше и незаметнее. Выйдя на площадь, заглянул в оптический магазин, купил себе темные очки. Потом зашагал по Хамнгатан, пересек Эстерледен и очутился в портовом районе. Там было летнее кафе, где он почти год назад писал письмо Байбе Лиепе в Ригу. Письмо, которое так и не отправил — вышел на пирс, порвал, а клочки бросил в море. Теперь он решил написать ей снова и обязательно отослать письмо. Бумага и конверт с маркой лежали во внутреннем кармане пиджака. Валландер сел за угловой столик, где не было ветра, и заказал кофе, размышляя о том дне год назад. Тогда он тоже был в унынии. Хотя с нынешней ситуацией это ни в какое сравнение не шло. Толком не зная, о чем написать, он начал наобум. Рассказал об этом кафе, о погоде, о белых рыбачьих лодках с зелеными сетями, которые видел здесь у пирса. Попытался описать запах моря. Потом начал рассказывать о своем самочувствии. Нужные английские слова подбирались с трудом, но он кое-как справлялся. Рассказал, что получил больничный и не уверен, что вообще вернется на службу. «Возможно, я закончил свое последнее дело, — писал он. — И расследовал я его плохо, собственно вообще не завершил. Напрашиваются мысли, что я совсем не гожусь для той работы, какую себе выбрал. Хотя долгое время думал иначе. А теперь вот не знаю».
