Я учтиво присела в глубоком реверансе. Он по-прежнему был моим королем и моим кузеном.
– Добро пожаловать, милорд.
Эдуард растерянно взглянул на меня, а затем под бдительным присмотром слуги, который неотлучно находился при нем, направился вперед, шаркая ногами по полу, как будто у него не хватало сил переставлять их.
– Милорд. – Я взяла его под руку, жестом отослав слугу, который намеревался это сделать.
Король внимательно посмотрел на меня, словно собираясь с мыслями.
– Мне нужно присесть на минутку.
Я подвела его к стоявшей у стены скамье.
– Что случилось? – спросила я, глядя на него. Лицо его было нездорового серого цвета, еще хуже, чем у принца.
– Это все парламент, – ответил он бесцветным, лишенным интонации голосом, как будто сам не верил в то, что говорит. – До меня дошло, что они добиваются моего низложения.
– Нет! – Я тоже не могла в это поверить. – Они не могут этого сделать. Это клевета, откуда вы узнали такое?
– Об этом рассказал мне один из моих рыцарей. Они поступят со мной так же, как когда-то поступили с моим отцом: просто отберут корону, принадлежащую мне по праву. А еще они ополчились на Алису. Я должен поговорить со своим сыном.
У меня не хватало сострадания на двух столь больных мужчин. Все мои чувства были направлены на принца, который лежал в своих покоях и буквально боролся за каждый новый вдох, и тем не менее человек, который поддержал меня в свое время, который взял меня на воспитание к себе, когда моя семья была в опале, заслуживал большего. В те минуты я просто испугалась за него. Это был уже не тот великий лидер, который вел Англию за собой к победам и славе, который занимался строительством для своей семьи и будущего страны. Куда подевалось его прошлое величие? Передо мной был старик, который боялся бесчестия больше, чем смерти. Я сделала знак, чтобы ему подали вина, и подождала, пока взгляд его станет более ясным и щеки немного порозовеют.
– Чем я могу помочь?
– Где сейчас мой сын? Я хочу видеть его.
– Он в своих покоях. Отдыхает.
– Мне нужно обсудить с ним одно дело.
– Думаю, сегодня не самый подходящий для этого день.
Эдуард посмотрел на меня на удивление проницательным взглядом:
– Он поправляется?
Могла ли я солгать? Могла ли в этот момент его просветления наполнить сердце старика надеждой, чтобы позволить ему поверить в то, что его сын сможет дать ему дельный совет, что он будет бок о бок с ним сражаться против парламента за сохранение короны, если, конечно, его страхи по этому поводу обоснованны?
– Я желаю, чтобы он был со мной.
Но когда голос Эдуарда взвился в не допускающем возражений приказе, как это происходило с ним в предыдущие годы каждый божий день, я не смогла больше прятать от него правду. Король сам все поймет, как только увидит сына. Лучше уж подготовить его к этому, предупредив прямо сейчас. Я нарушила свое обещание, данное Неду, и мягко, но непреклонно, потому что это необходимо было сделать, произнесла:
– Нет, принц не будет с вами. Он больше не сможет встать подле вас, милорд. И для будущих сражений вам нужно будет привлечь других своих сыновей.
Это был самый тяжелый и самый болезненный совет, который я когда-либо давала; я впервые произнесла этот приговор вслух, облекла его в слова, которые, будучи произнесенными в неподвижном воздухе под сводами дворца, уже никогда нельзя будет вернуть назад. Жестоко? Да, наверное, жестоко, но при этом абсолютно необходимо. Мы слишком долго скрывали эту горькую правду. И тем не менее все еще было трудно поверить, что блистательный принц доживает свои последние дни на этой земле.
– Нет. Нет. Он сильнее этого.
Эдуард с трудом попытался встать и в призывном жесте протянул мне руку.
– Нет, это не так. Его невероятная слабость – тяжкое бремя и для него самого, и для тех, кто ему прислуживает.
– Он еще меня переживет.
– Нет, Эдуард, – тихо сказала я. – Думаю, что не переживет.
Король нервно вытер рукой лоб, а потом встал во весь рост и распрямил спину, насколько смог в своем нынешнем состоянии.
– Я уже похоронил семерых своих детей. И не могу похоронить восьмого.
Я не смогла ему ничего ответить, хотя, учитывая то, что мне было известно о ситуации, я просто обязана была сказать ему: «Нет, он все-таки будет восьмым». С моей стороны было бы неправильно лишать короля всякой надежды. Он должен был навести порядок в своем собственном доме с помощью троих своих сыновей, ныне здравствующих. Я очень сомневалась, что Нед еще когда-нибудь сможет встать с постели. Его врачи были настроены пессимистично: речь шла о считаных неделях.
– Я желаю видеть его. И я его увижу.
Я не посмела больше противиться этому.
Это была ужасающая встреча. Когда тело принца не корчилось в судорогах от боли, он безвольно лежал пластом на своей постели. Находившиеся здесь же врачи торопливо накрыли чем-то стоявший у кровати окровавленный таз. Курившийся ладан не мог заглушить стоявший в комнате зловонный запах тяжелой болезни и смерти. Король заметно пошатнулся на пороге, но затем выпрямился и, подойдя к Неду, взял его за руку. Я была рядом. Сейчас, когда лицо Неда было таким же изможденным и осунувшимся, как у его отца, здесь уже не было места лжи во благо и каким-то возражениям.
– Не могу сказать, что ты хорошо выглядишь, сын мой.
– Я умираю.
Король не поверил мне, однако он не мог не верить Неду или собственным глазам, в которых сейчас стояли слезы.
В тот вечер они не обсуждали дела. Самым главным для них было отношение друг к другу – любовь, преданность, восхищение одного другим. Настоящие отец и сын, между которыми установлено глубокое взаимопонимание; жаль, что я совсем не знала своего отца. Душная комната была переполнена их эмоциями, и поэтому я решила выйти, приказав напоследок слуге оставаться там, чтобы быть наготове помочь, но достаточно далеко, чтобы он не мог слышать, о чем они говорят. Но когда я уже открыла дверь, до меня донеслись слова короля:
– Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Вестминстер.
Широким шагом я вернулась обратно и остановилась у кровати, чуть ли не встав барьером между ними; я смотрела на короля взглядом, полным решимости, и все мое сострадание к нему испарилось.
– Нет.
Король проигнорировал мои слова, как будто меня вообще не было в этой комнате.
– Я хочу, чтобы ты отправился туда вместе со мной. Завтра же.
Я даже не пыталась как-то выбирать выражения, чтобы лишний раз не травмировать Неда.
– Этого не будет. Он слишком болен. И слишком страдает от боли. Неужели вы сами этого не видите?
Когда Эдуард повернулся ко мне, в глазах его пылал тусклый огонь; он жестом показал мне на дверь:
