Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 158
— Немедленно пей! — Та моргнула длинными золотистыми ресницами и послушно приникла к чашке…
Глава 39
2228 год от В. И. Вечер 2-го дня месяца Собаки.
Пантана.
Встреча вышла непростой. Каждый боялся показаться излишне сентиментальным и при этом невольно ждал от другого открытого проявления чувств, так что сначала они словно бы замерли. Ситуацию спас Жан-Флорентин, в присущей ему манере поздравивший Романа с возвращением и изложивший свою версию происшедшего. Смех, которого не смогли сдержать ни адмирал, ни эльф, смел все преграды.
Обиженный жаб, пробурчав что-то вроде того, что люди всегда смеются над тем, чего не понимают, и что смех без причины — признак не самого высокоинтеллектуального существа, отправился навестить родственников. Болотница также сочла уместным оставить друзей в одиночестве, и теперь те сосредоточенно искали в произошедшем с ними скрытый смысл. Оба не сомневались, что разгадка где-то рядом, но ухватиться за нее не могли.
Настроение не улучшил и подробный рассказ о трагедиях в Кантиске и Высоком Замке. Герцог выслушал спокойно, помолчал, потом произнес:
— Жаль Шани. Ой, как жаль. Я не должен был его оставлять… Одна новость гаже другой, мы уже забыли, когда слышали что-то хорошее.
— Хорошо хоть, в Кантиске все в порядке…
— Если не вспоминать о Филиппе, а вспоминать придется. С его смертью сдерживать фанатиков будет куда труднее. Феликс обошел их всех, этого кардиналы, нацелившиеся на посох Архипастыря, ему не простят. Против чужака и выскочки воронье объединится. Помощи от них ждать не приходится. Если будет рушиться мир, а в их книге об этом не будет сказано, они сами не поверят своим глазам и другим спастись не дадут. Филипп что-то наверняка знал, а что-то подозревал.
Потому он и искал эльфов, потому-то его убили. Хоть бы только Феликс смог хоть в чем-то заменить покойного!
— Ты тоже не веришь, что это обычный дворцовый, тьфу ты, церковный переворот? Пусть даже с применением Запретной магии… Может, какой-то безумец просто решил завладеть кольцом Эрасти, и воспользовался честолюбием Амброзия? Мы ему помешали, и теперь все образуется.
— Даже если это и так, то… Да ты и сам в это не веришь… Когда время сходит с ума, случайности невозможны…
— Как ты сказал?!
— Это мне как-то сказали твои родичи.
— Рене, ответь мне, только честно. Сам-то ты понимаешь, что спасли тебя Темные эльфы?
— Если ты сначала объяснишь мне разницу между тобой и теми, кто вытащил меня с того света…
Роман задумался.
— Видишь ли, эмико, я ни разу не встречал Непримиримых, так что о них ты знаешь больше меня…
— Я знаю, что Норгэрэль — хороший человек (ты понимаешь, что я подразумеваю, говоря «человек», так что не лови на слове).
— Как ты тогда вернулся?
— Я мог остаться с ними, но это означало, что я никогда не увижу Эланда.
— И?
— Ненавижу слово «никогда», хуже его может быть только «поздно».
2228 год от В. И. Вечер 2-го дня месяца Собаки.
Эланд. Идакона.
Башню Альбатроса к Идаконе видно отовсюду. Массивное гранитное сооружение, воздвигнутое в незапамятные времена на Ветреной скале, было столь соразмерным, что казалось миражом, фантазией, тенью на фоне жемчужного северного неба. Это была одна из построек, появившихся задолго до того, как родоначальник всех маринеров легендарный Терен спустил на воду первый из своих кораблей. Время и стихии щадили башню, ее стены оставались первозданно гладкими, лестницы и бойницы не разрывали корни молодых растений, а плиты пола казались уложенными вчера. Люди долго не осмеливались занять странное здание, но около полугора тысяч лет назад великий Риен, самый первый из Паладинов Зеленого Храма Осейны, смело сметавший все преграды на своем пути и никогда не раскаивавшийся в содеянном, решил, что для созданного им Совета Паладинов не найти более достойного пристанища, чем пустующая башня Альбатроса.
В верхнем зале сложили огромный камин, вставили в оконные проемы рамы, где сначала тускло блестели слюдяные пластинки, затем смененные цветными арцийскими витражами. В огромное пустое помещение внесли массивный стол и резные деревянные кресла для членов Совета, а по стенам расставили скамьи для имеющих привилегию молчаливого присутствия на Совете и тех, кого приглашают, дабы выслушать или спросить.
Стены зала многие века украшали трофеи сменявших друг друга Паладинов Зеленого Храма — носовые фигуры вражеских кораблей, причудливые ветви кораллов с Далеких Островов, шкуры невиданных в Северной Арции зверей, различное оружие — все несло на себе отпечаток победы — над врагом, над стихией, над самим собой. Когда же в Эланде стали править герцоги, в Зале Паладинов появилось некое подобие трона.
Великие герцоги Эланда созывали Совет Паладинов два раза в год — перед Днем Выхода в Море, приходящимся на первое новолуние после дня весеннего равноденствия, и в день зимнего солнцестояния, когда следовало обсудить минувшие походы и оговорить будущие. Кроме того, Совет собирался, чтобы, оплакав кончину Великого герцога, подтвердить права его наследника. Последний раз такое было девятнадцать лет назад, когда герцогскую корону получил восемнадцатилетний Рикаред, единственный уцелевший в эпидемии сын герцога Лериберта.
Древние хартии, так никем и не отмененные, гласили, что, кроме герцога, Совет Паладинов может созвать его Старейшина или же не менее семи его членов и что Совет может лишить герцога короны и вернуть себе всю полноту власти. Но об этом почти забыли. Именно поэтому члены Совета были неподдельно удивлены, получив письма, срочно призывающие их собраться в Зале Паладинов вечером второго дня месяца Собаки. Приглашение просили сохранить в строгой тайне. Внизу стояли три печати: Морской Лев Димана, Черная Чайка старого Коннака и Морское Сердце Лагара, самого младшего из паладинов, своей бесшабашностью и везучестью напоминавшего герцога Рене в лучшие его годы. Всех троих в Идаконе уважали и любили, потому в назначенный час Башня Альбатроса приняла всех приглашенных — тридцать девять паладинов и около сотни маринеров, имевших право присутствовать на Совете.
Эландцы не жалели сил и средств на украшение своих женщин и своих кораблей, однако мужчина имел право лишь на одну роскошь — оружие. Расфуфыренные арцийские кавалеры и изнеженные вельможи Эр-Атэва со своими серьгами и шелковыми тюрбанами вызывали у маринеров лишь презрительные ухмылки. Моряки, бродяги и воины, даже на самые великие праздники они одевались подчеркнуто скромно — темное платье с небольшим воротником, капитанская цепь на шее, родовое кольцо или браслет; даже обязательный для любого нобиля Благодатных земель плащ с сигной в Идаконе надевали лишь во время обязательных церемоний, хвастаться же древностью рода или сколоченным предками богатством и вовсе считалось неприличным. О твоих подвигах должны рассказывать другие, маринер же не нуждается в ярких тряпках с сигнами — на родине его должны знать в лицо.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 158
