— Если высадишь нас в Бабилиме, денег не возьмем.
— Не высажу, — прокричал капитан, — если сейчас же на борт не подниметесь!
Юркий самбук, неспособный остановиться, уже разворачивался по течению могучей реки.
Исхак, Юсуф и Касым заплескались в воде, были вытащены на борт, насквозь промокшие, задохнувшиеся. Не дав им времени отдышаться и просохнуть, у них отобрали оружие, толкнули на пустые места к веслам, капитан отдал очередные команды, и судно без задержки свернуло в канал Соломона с сильным течением, развив такую скорость, что опрокинуло плот и чуть не разнесло баржу. Никто из гребцов не произнес ни слова, не охнул, даже не заворчал. Времени не было ни на что, кроме ритмичной гребли, за которую новички при всей своей усталости принялись с приятной для наблюдавшего капитана энергией.
— Посмотрите на новеньких! — крикнул он, щедро обрызгивая их водой. — Бешеные псы! Причем трудятся даром! Потягайтесь-ка с ними, если сумеете, сукины дети!
Дойдя до моста Нар-Малик, капитан спрыгнул на берег, помогая официальным служащим отцепить и раздвинуть понтоны. Гребцы с облегчением разминались, вытягивая ноги, морщась, с пустым взглядом. Берег был слишком высокий, ничего за ним не было видно, кроме облачного неба и пролетавшей время от времени саранчи. Только к вечеру, когда они выплыли в свободно текущий Евфрат, перед ними, как по волшебству, открылась широкая перспектива с водяными колесами, рынками, мечетями, стоявшими в воде буйволами, рыщущими гиенами. Они словно выскочили из водосточного желоба в открытые воды, и капитан наконец объявил передышку.
— В анатолийских горах снег тает, — объявил он, — в этом году снега много, хвала Аллаху. Теперь надо быть повнимательнее, идти не слишком быстро — кругом полно песчаных отмелей и водоворотов.
Гребцы повалились на спины, покрытые волдырями, страдая от боли; одни сразу заснули, а Юсуф с Исхаком направились к капитану.
— Когда дойдем до Бабилимы? — спросил Юсуф.
— Скоро, — пообещал капитан. — Если ветер продержится и ничего не случится, то к завтрашнему рассвету.
— Значит, якорь на ночь не бросим?
— В нашем деле на якоре не стоят.
— Но у тебя будет время пришвартоваться в Бабилиме?
— Вас высадить успею, — заверил он. — Хорошо гребете, а похвалу от меня редко можно услышать.
— Через Багдад проходил? — поинтересовался Исхак.
— Кое-какой товар выгружал.
— Там все так же темно?
— От саранчи? — Капитан фыркнул. — В жизни не видел ничего подобного! Накинулись на судно, как речные пираты. Бросились на солому, — имелись в виду загадочные снопы, лежавшие в ряд по бортам, — даже на меня напали! Хорошо еще, что настоящим грузом не заинтересовались, иначе меня б тут сейчас уже не было. Да и вам, пожалуй, повезло, — от души рассмеялся он.
Юсуф с Исхаком отправились отдыхать, а заинтригованный Касым задержался.
— Что это у тебя там за груз, — спросил он, нахмурившись, — что даже якорь некогда бросить?
— Груз у меня, — ответил капитан, довольный заданным вопросом, — драгоценней алмазов.
— Значит, не это? — кивнул Касым на связки соломы.
— Соломенные тюки я вожу для прикрытия, ибо если б речные пираты узнали про истинный груз, то накинулись бы на судно стаями, покрупнее самой саранчи.
— Посмотреть можно? — осмелился Касым.
— С радостью покажу тебе мое сокровище, — согласился капитан, всегда стремившийся произвести впечатление на коллегу-командира, и, отдав распоряжения рулевому с матросами, ставившим паруса, повел Касыма на корму, подальше от кипевшего на носу котла, осторожно приподнял несколько легких снопов соломы, открыв плотно запечатанный глиняный сосуд, обернутый листьями подорожника и осыпанный древесными опилками.
— Тхалладжа, — просиял он.
— Что?
Капитан самбуки был доволен.
— Ледник. Никогда не видел?
— Н-ну… — промычал Касым, но в конце концов не стал скрывать своей неосведомленности. — Лед? — с непонятным волнением уточнил он. — Про лед, конечно, слышал, но никогда не видел, даже сомневался в его существовании.
— Добывается в горах Хамадан и как можно скорей доставляется по реке, пока не растаял. Почти все продаем багдадским богачам для охлаждения домов и напитков. Остатки забирают торговцы рудой в Басре. Цены растут в зависимости от жары и расстояния.
Касым боролся с презрением к самому себе.
— Можно на этот лед посмотреть? — вымолвил он.
— Конечно, — кивнул капитан. — Только быстро, да постарайся не дышать на него.
Проверив курс судна, взглянув на течение, он осторожно развязал веревки, снял с сосуда свинцовую крышку и, как любящий отец, предъявил скрытое внутри сокровище: два некрасивых комка спрессованного снега в черных полосах, присыпанные опилками.
— Это он? — уточнил Касым.
— Людей и не за то убивают, — объявил капитан, быстро закрывая сосуд, пока туда не проникло слишком много воздуха. — Мои детки плачут в жару, — добавил он, закутывая сосуд с прилежностью матери, пеленающей заснувших двойняшек.
— В Басре продаешь? — спросил Касым. — Почему не доставляешь по Тигру?
— Из-за таможни в Даир-аль-Акуле, друг мой. С начальником невозможно иметь дело, он требует взятку, задерживая мое судно, пока льда едва хватит, чтоб муху заморозить. Из-за него я хожу по Евфрату, который еще шире, где меньше петель и бандитов, поэтому я быстрее теперь прибываю на место, тратясь на одних гребцов, что обходится гораздо дешевле взятки проклятому таможеннику. Поистине, Аллах восстанавливает справедливость там, где бессильны разумные доводы, — весело рассмеялся он.
Судно мчалось вперед в сгущавшейся ночной темноте, улегшаяся команда переваривала сухой хлеб и густую похлебку. Исхак с Юсуфом, слишком озабоченные, чтобы заснуть, начищали мечи песком и смазывали маслом.
— Ты мечом когда-нибудь работал? — спросил Юсуф, видя, как осторожно Исхак обращается с лезвием.
Вопрос был важный, ибо вскоре можно было встретиться с опасностями, которые не оставляют времени для колебаний, но Исхак даже сейчас не позволял себе думать о такой возможности, храня молчание, только молясь, чтоб Аллах направлял его руку в нужный момент. Он не совсем понял цель заданного вопроса, но видел, как Юсуф тайно шептался с Касымом, и гадал, не пришли ли они к какому-нибудь соглашению, в результате которого он погибнет или даже станет их жертвой. Может быть, вор сейчас просто держится настороже, взаимно опасаясь коварства с его стороны.
— А о Бабилиме что знаешь? — не отступал Юсуф.
— Знаю, что даже его величию пришел конец.
— Я имею в виду план города.
Исхак пошел на уступку, не увидев никакого вреда в том, чтобы поделиться известными ему сведениями.
