Последней, пятой пулей я собрался разворотить колесо груженого фургона, успевшего затормозить при въезде на перекресток. Но придурок-водитель выскочил из кабины как раз в тот момент, когда я нажал на спуск.
В общем-то ему повезло. Нога от колен до ступни – это практически единственное место, куда человеку можно всадить пулю, не опасаясь тяжких последствий. Крупных сосудов там нет. Тем более что пуля на такой дистанции еще не успела потерять много энергии и, прошив бедолагу насквозь, достала-таки колесо. Но боль – адская!
До меня донеслись вопли подстреленного. Только сейчас до некоторых – далеко не всех – прохожих начало доходить, что, собственно, происходит. Народ порскнул в стороны в поисках укрытия. При этом примерно треть из них ринулась по моей улице. Придурки.
Опустить винтовку, сорвать ленту, снять старый глушак, надеть новый, зафиксировать лентой, поменять магазин, дослать патрон, вдохнуть-выдохнуть... Пли.
До второго перекрестка весть о происходящем еще не докатилась. Пока.
Следующий магазин я расстрелял за тридцать секунд. И при этом один раз промахнулся. Водитель резко затормозил, пуля срикошетировала от крышки люка и врезалась в противоположное колесо. Не в лоб, так по лбу.
А вот теперь время пошло. Закрыть окна, бутылки в сумку, собрать гильзы, семь, восемь... Где ж девятая, мать... Ага, вот. Оптику снять, винтовку замотать. Вроде все чисто. И вниз.
На втором этаже я притормозил и в вестибюль отеля спустился спокойным, прогулочным шагом. Все было тихо. Наряд полиции не врывался с автоматами наперевес, и даже пальцами на меня никто не показывал. Столпившиеся в холле зеваки с интересом наблюдали за столпотворением.
Я вышел на улицу, огляделся – около перекрестков уже маячили полицейские сигналки. Теперь надо поторопиться, а то будет худо. Тут у них сзади такой тихий переулок, и стены глухие...
– В чем дело?
– Выходите из машины.
– А в чем?..
Может, фэбээровская карточка сработала бы и на этот раз, но я решил сэкономить время. Запихнул сумки на заднее сиденье, оттащил обмякшего мужика в сторону и спокойно вырулил из переулка. Навстречу мне пронеслись две патрульные машины.
Кр-расота! Надо было и в самом деле банк ограбить.
Я спокойно выехал за город, свернул в рощицу и принялся наводить красоту.
В первую очередь – долой ботинки! Вместо них я натянул новенькие болотные сапожищи. Сапоги дополнила зеленая брезентовая куртка с капюшоном. Похожим куском брезента я обернул винтовку, а сверху приспособил рыболовный сачок. Ну и, само собой, сидор, в смысле, рюкзак.
Послужившую мне верой и правдой полотняную сумку вместе со всем отработавшим имуществом я завернул в освободившуюся клеенку, заклеил зачем-то – наверно, уже по привычке – лентой и утопил в луже. Затем пошвырял остальное барахло на заднее сиденье и выехал на дорогу. Вот и все. Теперь я уже не пижон-эфбиармен на дорогом «Кугуаре», а рыбак на «фордике» неопределенной модели.
Поехал я не на юг, как следовало бы по-хорошему, а обратно в Локаст-Дейл. Мне ужасно хотелось посмотреть, чем кончилась моя эскапада.
Далеко ехать не пришлось. Все нужное я выяснил на бензоколонке у городской черты.
– Сэр, слышали, что в центре творится?! – завопил, распахивая дверцу, лохматый негр в ярко-красной куртке.
Интересно, у него глаза всегда такие выпученные или только сейчас?
– Нет! – радостно заявил я. – А что случилось-то?
– Ох, сэр, тут такое творится! Прямо в центре города какой-то маньяк с балкона из автомата толпу расстрелял. Трупов – горы! Все тротуары кровью залиты!
– Не может быть!
– Ей-богу, сэр. Только что по радио, – негр махнул рукой в сторону будки, – передали.
– И что, поймали?
– Маньяка? Нет. То ли застрелился, то ли сбежал.
– Кошмар! – искренне возмутился я. – И куда только полиция смотрит?
– Не говорите, сэр, – поддакнул негр. – Эти копы только и умеют, что с шоферов деньги стричь. А случись что...
– Вот и случилось, – заметил я.
В окрестностях Лейк-Джексона, штат Виргиния,
29 сентября 1979 года, суббота.
КЕЙТЛИН ТЕРНЕР
Щербаков появился внезапно. Как в триллере – никого, никого, стоит отвести взгляд – а-а-а, убийца!
– Пойдемте, мадемуазель. – Он подал мне руку, чтобы я смогла выйти из машины.
Выходить мне не хотелось – холод стоял просто собачий, а в машине хотя бы не продувало так отчаянно. И надо же было погоде испортиться именно в тот день, когда мы ударились в бега! Однако Щербаков в своей шинели стоял так расслабленно, словно в спину ему дул тропический бриз, и я решила не поддаваться на искус, и выползла, стуча зубами, наружу из своей берлоги, где успела немного пригреться.
– И к-куда нам? – спросила я, стараясь не стучать зубами.
– В гости к мистеру Аттенборо, – ответил русский.
Я-то надеялась, что он вернется, разочарованно ломая шапку и причитая, что пробраться через охрану никак не получится. Агент охранки не производил впечатления человека, способного без пропуска преодолеть хотя бы старушку-вахтера, если той взбредет в голову его остановить.
– А что с охраной? – полюбопытствовала я, спотыкаясь о древесные корни. Черт, как неудобно по лесу бродить на каблуках!
– Все же Андрей – замечательный аналитик, только сам этого не знает, – усмехнулся Щербаков. Я отчаянно завидовала его походке: вроде бы и не сгибается в три погибели, не петляет, а ветки сами его огибают, чтобы так и впиться мне в прическу, проклятые! – Помните, как он припечатал эту виллу, еще не увидев? Так он был прав. В парк действительно выпускают собак. Холеные такие доберманы.
– Знаете, я в детстве мечтала быть укротительницей, – созналась я. – Года два мечтала. Правда, я больше на тигров целилась.
Русский понял, к чему я клоню.
– Сейчас они сидят под замком, – успокоил он меня. – Думаю, их выпустят часам к восьми, когда никому в голову не придет гулять по парку. Вот до этого времени нам и надо успеть. Дай только бог, чтобы из-за этой бури не сменили график. Еще решат не гонять людей зря...
– Сразу видно, что вы не собачник, – хихикнула я. – В такую погоду только людей и гонять. Собак-то жалко.
– Надеюсь, вы правы, – отрешенно согласился Щербаков и добавил себе под нос: – Б-брехливые твари, чуть не засыпался из-за них.
Под чутким руководством русского агента я ухитрилась пройти лесом до ограды, не сломав не только шеи, но даже каблука. Впрочем, это было лучшее, что я могу вспомнить об этом походе. Из лесу я вышла растрепанная, исцарапанная, покрытая, как мне казалось, сплошной коркой грязи – одним словом, живой контраст с подтянутым, чистеньким Щербаковым.
