— Грандиозно! — с восхищением выдохнула Лиззи.
— Кроме того, мне рано или поздно все равно придется познакомиться с твоим отцом, верно?
— А зачем? Мы же решили, что женимся только после того, как нам исполнится по двадцать пять.
— Не знаю… Луиджи женится, и дочь мистера Данна выходит замуж… Вот я и подумал: может, и нам с тобой не стоит откладывать?
— Perche non?[82]— проговорила Лиззи с улыбкой до ушей.
— Я попросил Синьору, чтобы она написала от моего имени письмо семье Гаральди, — сообщил Лэдди. — Она сказала, что обязательно напишет и все им объяснит.
Мэгги и Гас обменялись взглядом. Синьора, вероятно, понимает, что это приглашение было сделано из вежливости, под влиянием момента: семья эмоциональных итальянцев была растрогана честностью простого ирландского портье, и в порыве благодарности он был приглашен в гости — когда-нибудь, если представится случай. Вряд ли они рассчитывали, что он отнесется к этому столь серьезно, что начнет изучать итальянский язык, ожидая встретить в Италии горячий прием.
Синьора ведь взрослая женщина и должна все понимать. И все же в этой женщине, в платье кофейного цвета с лиловыми разводами, с которой они познакомились во время festa, было что-то ребяческое. Она так трогательно, по-детски радовалась успеху своих курсов и теплым словам, звучавшим в их адрес. Синьора была не похожа на всех остальных. Может быть, и она, подобно Лэдди, полагает, что эти Гаральди с распростертыми объятиями ждут малознакомого человека, о существовании которого они, скорее всего, уже давным-давно позабыли?
Однако скептицизм Мэгги и Гаса был не в состоянии охладить пыл, с каким Лэдди готовился к предстоящему вояжу в Рим. В гостиничном сейфе лежал его новенький заграничный паспорт, а свои скромные сбережения он уже поменял на итальянские лиры. Эта поездка значила для Лэдди все, и он не позволил бы никому омрачить ее. Смирившись с этим, Гас и Мэгги сказали друг другу, что все будет хорошо, и очень надеялись на это.
— Я в жизни не бывала за границей, а тут, представляете — бац, и две поездки подряд в течение одного лета? — восторженно говорила Фрэн Конни.
— Две?
— Ну да! Во-первых, viaggio в Италию, а во-вторых, путешествие в Америку. Вы не поверите, но Харриет, подруга Кэти, принесла в школу какой-то журнал, они принялись его листать и наткнулись на некий конкурс, объявленный редакцией. Кэти заинтересовалась, написала туда письмо и выиграла главный приз — два билета в Нью-Йорк. Так что мы с ней вскоре отправляемся в Америку.
— Потрясающе! А где вы там остановитесь?
— В Америке у меня есть друг, парень, с которым я когда-то встречалась. Он позаботится о нас. Кен, правда, живет в четырехстах милях от Нью-Йорка, но говорят, что по американским меркам это не расстояние.
— Должно быть, он до сих пор любит вас, если готов проделать такой путь.
Фрэн улыбнулась.
— Надеюсь, потому что мне он нравится до сих пор. Ну разве не чудо, что Кэти выиграла эти два билета?
— Да, действительно.
— Знаете, когда она сообщила мне об этом, я сразу подумала, что билеты купил ее отец. Но когда их доставили нам домой, оказалось, что они на самом деле оплачены редакцией журнала, и я поняла, что мои подозрения были беспочвенны.
— А зачем ее отцу понадобилось бы покупать вам билеты, не поставив вас в известность?
— Видите ли, мы с ним не виделись уже много лет. Он женат на самой богатой женщине в Ирландии, и я ни за что не приняла бы от него такой подачки.
— Да, вы, бесспорно, правы. Но не значит ли это, что вы до сих пор любите отца Кэти?
— Нет, нисколько. Между нами все закончилось целую вечность назад. Я желаю ему только самого лучшего, но у него все это есть и без моих пожеланий. Он женат на Марианне Хэйес, и ему принадлежит добрая четверть всего Дублина.
— Бартоломео, вы с Фионой сможете жить в одной комнате? — спросила Синьора.
— Si, grazie,[83]Синьора, с этим проблем не будет. У нас на этот счет уже все решено, — ответил Барри и зарделся от сладостных воспоминаний о том, каким приятным путем все было решено.
— Вот и замечательно. Это многое упрощает, поскольку с одноместными номерами большая проблема.
Ввиду того что путешественникам предстояло жить в двухместных номерах, вся группа была поделена на пары. Предполагалось, что Синьора разместится в одном номере с Констанс, а Эйдан Данн — с Лоренцо.
Туристическое агентство сработало выше всяких похвал. Кстати, именно в нем трудилась Бриджит Данн. После дотошного анализа группе, выезжающей в Италию, были предложены самые льготные цены. Бриджит Данн искренне жалела, что не может поехать сама.
— А почему не едешь ты со своим Старым Рыбаком?[84]— спросила она у грании.
Теперь в ответ на привычные колкости сестры Грания только смеялась.
— Мы с Тони не хотим увеличивать толпу, которую папа, подобно Моисею, поведет в края обетованные. Кроме того, мы готовимся к свадьбе века.
Бриджит хихикнула. Грания была настолько счастлива, что обидеть ее было просто невозможно.
Они обе думали о том, как странно, что в процессе планирования этого знаменитого viaggio ни разу не было упомянуто имя их матери. Но вслух об этом не говорили. Слишком это было серьезно и в то же время тривиально. Означает ли это, что между папой и мамой все кончено? И возможно ли такое в их семье?
Незадолго до отъезда в Италию Фиона пригласила Барри на ужин к себе домой.
— Ты у нас практически поселилась, — жаловался он незадолго до этого, — а я у тебя даже ни разу не бывал.
— Я не хотела, чтобы ты встречался с моими родителями, пока не будет слишком поздно, — ответила девушка.
— Что значит «слишком поздно»?
— Слишком поздно для того, чтобы ты меня бросил. Я ждала момента, когда ты окажешься в зависимости от меня. Когда ты будешь хотеть меня как женщину, когда ты будешь нуждаться во мне как в личности.
Она говорила столь серьезно и прямо, что Барри трудно было не рассмеяться.
— Что ж, — сказал он, — ты своего добилась. Ты настолько нужна мне, что я не откажусь от тебя даже в том случае, если твои родители окажутся парочкой людоедов.
Родители Фионы оказались действительно ужасны. Ее мать заявила, что лучшее место для отдыха — Ирландия, поскольку здесь невозможно обгореть на солнце и никто не украдет твои чемоданы.
— Здесь воруют не меньше, чем в любом другом уголке света! — возразил Барри.
