В конце ноября Фредерик, проходя по улице, где жила г-жа Арну, поднял глаза к ее окнам и заметил на двери объявление, где крупными буквами было написано:
«Продается движимое имущество, состоящее из кухонной посуды, белья носильного и столового, рубашек, кружев, юбок, панталон, шалей французских и индийских, рояля Эрара, двух дубовых шкафов во вкусе Возрождения, венецианских зеркал, фарфора китайского и японского».
«Ведь это их вещи!» — подумал Фредерик; привратник подтвердил его предположение.
Что касается лица, которое довело дело до аукциона, то оно ему было неизвестно. Но, пожалуй, разъяснения мог бы дать мэтр Бертельмо, оценщик.
Чиновник сперва не хотел сказать, какой кредитор потребовал распродажи. Фредерик проявил настойчивость. То был некий Сенекаль, поверенный. И мэтр Бертельмо довел свою любезность до того, что дал Фредерику соответствующий номер «Мелких объявлений».[200]
Вернувшись к Розанетте, Фредерик развернул его и бросил на стол.
— На, читай!
— Что такое? — спросила она, и лицо ее было так невозмутимо спокойно, что он исполнился негодования.
— А, знаем мы эту невинность!
— Я не понимаю.
— Это из-за тебя продаются с аукциона вещи г-жи Арну?
Она перечитала объявление.
— Где же ее имя?
— Но ведь это ее вещи! Ты это знаешь лучше, чем я!
— Какое мне дело? — сказала Розанетта, пожав плечами.
— Какое тебе дело? Да ты мстишь, вот и все! Это все плоды твоих преследований! Разве ты не оскорбляла ее, даже ходила к ней! Ты, девка! К ней, к женщине святой, очаровательной, лучшей на свете! Почему тебе так хочется погубить ее?
— Ты ошибаешься, уверяю тебя!
— Брось! Как будто не ты пустила в ход Сенекаля?
— Что за глупости!
Тут он пришел в бешенство.
— Ты лжешь! Ты лжешь, мерзавка! Ты ревнуешь к ней! У тебя исполнительный лист на ее мужа! Сенекаль уже совался в твои дела! Он ненавидит Арну, вы с ним столковались. Я видел, как он был рад, когда ты выиграла тяжбу. Ты и тут будешь отпираться?
— Даю тебе слово…
— Ах, знаю я, чего оно стоит!
И Фредерик стал напоминать ей о ее любовниках, перечисляя их по именам, указывая все подробности. Розанетта, побледнев, отступила.
— Это тебя удивляет? Я на все закрывал глаза, и ты думала — я слепой. Теперь с меня довольно! От измен таких женщин, как ты, не умирают! А когда эти измены слишком чудовищны, уходят прочь. Наказывать тебе подобных — значило бы унижаться!
Она ломала руки.
— Боже мой! Да тебя как будто подменили!
— Никто в этом не виноват, кроме тебя.
— И все из-за госпожи Арну!.. — со слезами воскликнула Розанетта.
Он холодно ответил:
— Ее одну я и любил всю жизнь.
Оскорбление прервало поток ее слез.
— Это доказывает, какой у тебя хороший вкус! Женщина перезрелая, цвет лица лакричный, талия толстая, глаза большие, как отдушины в подвале, и такие же пустые. Если тебе это нравится, ступай к ней!
— Я так и ждал. Покорно благодарю!
Розанетта застыла на месте, ошеломленная столь необычным поведением. Она даже не помешала ему выйти в переднюю; потом вдруг, одним прыжком, она догнала его там и обвила руками.
— Да ты сумасшедший, сумасшедший! Это бессмыслица! Я тебя люблю!
И она умоляла его:
— Боже мой, хоть во имя нашего ребеночка!
— Сознайся, что это твои проделки, — сказал Фредерик.
Она снова стала уверять его, что невиновна.
— Не хочешь сознаться?
— Нет!
— Ну так прощай! И навсегда!
— Выслушай меня!
Фредерик обернулся.
— Если бы ты лучше знала меня, ты бы поняла, что мое решение бесповоротно.
— О, ты еще вернешься ко мне!
— Никогда!
И он с силой захлопнул дверь.
Розанетта написала Делорье, что ей немедленно нужно видеть его.
Он пришел вечером пять дней спустя; а когда она ему сообщила о своем разрыве с Фредериком, сказал:
— И только-то? Скажите, какое несчастье!
Сперва она думала, что он может привести к ней Фредерика, но теперь все пропало. От привратника ей было известно о его предстоящей женитьбе на г-же Дамбрёз.
Делорье, пожурив ее сперва, стал потом как-то необыкновенно весел, даже игрив; а когда оказалось, что уж очень поздно, попросил разрешения переночевать у нее в кресле. На другое утро он уехал в Ножан, предупредив Розанетту, что не знает, когда они снова увидятся; в ближайшем будущем в его жизни, может быть, произойдет большая перемена.
Через два часа после его приезда весь городок уже был в полном смятении. Толковали, что Фредерик женится на г-же Дамбрёз. Наконец три девицы Оже, не выдержав, отправились к г-же Моро, которая с гордостью подтвердила это известие. Дядюшка Рокк заболел. Луиза заперлась у себя в комнате. Прошел даже слух, что она сошла с ума.
Фредерик между тем не мог скрыть свою печаль. Г-жа Дамбрёз, стараясь, вероятно, развлечь его, стала еще внимательнее к нему. Каждый день пополудни она ездила с ним кататься в своем экипаже, а однажды, когда они проезжали по Биржевой площади, ей вздумалось зайти, забавы ради, в аукционный зал.
Было первое декабря, как раз тот день, на который назначили распродажу вещей г-жи Арну. Он вспомнил про это и сказал, что ему не хочется заходить, что в зале будет невыносимо, — столько там народу и так шумно. Ей хотелось только заглянуть одним глазком. Карета остановилась. Пришлось идти с г-жой Дамбрёз.
Во дворе стояли умывальники без тазов, кресла, с которых была содрана обивка, старые корзины, валялись фарфоровые черепки, пустые бутылки, матрацы, и какие-то люди в блузах и грязных сюртуках, серые от пыли, с отталкивающими лицами, некоторые — с холщовыми мешками за спиной, разговаривали отдельными кучками и громко друг друга окликали.
Фредерик заметил, что неудобно идти дальше.
— Глупости!
И они стали подниматься по лестнице.
В первой же комнате направо какие-то господа, с каталогами в руках, рассматривали картины, в другой продавалась коллекция китайского оружия. Г-жа Дамбрёз повернула назад. Она всматривалась в номера над дверьми и привела его в самый конец коридора, в какое-то помещение, полное народа.
