— Это все Дочь, — ответила подруга. — Она опасна для мужчин, даже когда они здоровы. А когда нет — сама видишь. Им нелегко находиться так близко от неё.
— Кто такая эта Дочь?
— То, за чем я пришла, — привычно попыталась уйти от ответа Элизанда, но на этот раз Джулианна намеревалась идти до конца.
— Это я знаю. Но что она собой представляет?
— Для нас, для Сурайона это — огромная опасность. Она может стать оружием, которое уничтожит всех нас. Поэтому я и пришла сюда. Мне нужно спрятать её от маршала, Фалька и ему подобных…
Все это Джулианна уже слышала. Она понимала, что прямыми вопросами добиться не удастся ничего, кроме отговорок или молчания, и поэтому решила немного уклониться в сторону.
— А за что её называют Дочерью — Королевской Дочерью?
— Король решил, что это будет очень смешно. Думаю, он захотел сыграть шуточку, оставив её там, где на неё мог наложить руки Фальк или его братия. Поэтому…
— Поэтому ты, не послушавшись отца и деда, явилась в Рок, — послышался из тумана впереди голос Раделя. — Фальк в жизни не нашёл бы путь сюда! Для того чтобы отворить дверь, недостаточно знать правильные слова. Они должны быть произнесены голосом женщины. Какой ещё замок нужен в крепости искупителей? Да пусть даже Фальк наложит лапу на Дочь — он всё равно не будет знать, что с ней делать!
— Редмонд все равно рассказал бы это, правда, Редмонд?
— Я мог бы показать ему, как с ней обращаются. Мне бы понравилось. Кстати, где она?
— Тут, — ответил Радель.
Подъем наконец закончился, и «мост» стал горизонтальным. Впрочем, кто бы ни сотворил его, человек или бог, кто бы ни разровнял его вершину, Джулианна все так же не могла разглядеть, по чему она шла. Правда, не собиралась она и спотыкаться, чтобы проверить свои догадки на ощупь. Ей не хотелось касаться упругой поверхности, по которой ступали ноги и которая больше всего походила все на тот же туман. Джулианна решила, что мост выстроен с помощью магии, соткан из чар и заклинаний… и чего-то ещё. Она даже порадовалась, что наполненный туманом воздух мешает ей как следует разглядеть поверхность.
Впрочем, тумана на такой высоте заметно поубавилось, а может, он просто растворился в воздухе. Над головами беглецов темнели багровые тени, а единственным источником света оставался туман, так что Джулианна, к счастью, не могла разглядеть только своих ног, зато вперёд ей было видно гораздо дальше, чем до этого.
Она видела Редмонда с Элизандой, остановившихся и замерших на месте, видела Раделя, стоявшего у некоего подобия постамента — первого материального предмета, который попался на пути с тех пор, как беглецы прошли сквозь казавшуюся непреодолимой стену старой, изъеденной временем башни.
Постамент или пьедестал походил бы на обломок колонны, не будь он так ровно обрезан на уровне груди взрослого мужчины. Маленькой Элизанде он доходил до подбородка. Угловатый и суженный к вершине, постамент всё же оставался достаточно широким, чтобы сыграть роль колонны и удержать на себе огромную тяжесть.
Подобно воздуху, которым дышала Джулианна — она чувствовала у себя в лёгких его влагу и затхлость, столь непохожие ни на свежий чистый ветерок в замке, ни на пыльные суховеи, — подобно всему вокруг, постамент лучился странным цветом, названия которого девушка не знала. «Что-то голубовато-серое», — подумалось ей, хотя сразу же стало ясно, что такие названия здесь совершенно не годятся. Что бы она ни придумала, всё было бы неверным, ибо этот свет не походил ни на какой другой.
Если бы этот цвет встретился Джулианне ещё раз, она тотчас бы опознала его, как узнала бы и странную форму постамента, попадись ей на глаза какой-нибудь похожий предмет. Кто же был тот художник, что изваял столь безупречную форму, из какого камня — если то был камень — сотворил он это чудо?
Да, пьедестал поражал воображение гораздо сильнее, чем то, что лежало на нём. Это было нечто, похожее на твёрдый, покрытый какой-то оболочкой красноватый шар размером с мужскую голову. Увидев эту странную вещь, Джулианна нахмурилась. Она ещё не понимала всего происходящего, но уже оценила лежавший на постаменте предмет, потому что знала, насколько это важно.
Чтобы собраться с мыслями, ей понадобилось всего мгновение: помог, как и прежде, цвет предмета. Он был знаком Джулианне, она вполне могла подобрать ему название. Значит, эта вещь не имела права находиться здесь, она принадлежала миру беглецов и была принесена сюда с какой-то целью. Наверное, для сохранности, догадалась девушка, хотя знала об этом не так уж много.
— Вот она, — повторил Радель.
Он протянул было руку, чтобы взять предмет, но был остановлен пронзительным воплем Элизанды:
— Не тронь!
Менестрель замер, повернул голову и посмотрел на Элизанду, не отводя от предмета рук с полусогнутыми пальцами. Он был готов взять его, и пальцы застыли у самого шара.
— С какой стати, Элизанда?
— Сам знаешь, дурень! Тебе опасно…
— Это опасно любому из нас.
— Для меня — нет! Я могу взять её!
— Если уж придётся нести, понесу я.
Джулианна вздрогнула, и не она одна. Предложение исходило от Маррона. Впрочем, беглецы были поражены не столько тем, что так долго молчавший юноша заговорил, сколько его голосом — слабым, надтреснутым, каким-то горьким, словно его владелец совсем отчаялся и будущие опасности его не трогали.
— Нет! — снова возразила Элизанда, несколько опередив Раделя. — Ты чем слушал? Ни один мужчина не может коснуться Дочери безнаказанно, а ты — в особенности. Ни тебе, ни Редмонду вообще нельзя было подходить так близко! Это — моё дело, я пришла сюда именно за этим…
— А я пришёл сюда, чтобы остановить тебя, — ровно произнёс Радель. — Ты ещё слишком мала для такого дела. Ты мала уже потому, что думаешь легко справиться с этой вещью. Дочь хитра и коварна, а ты — нет. Она обманет тебя, а ты — себя, и тут нам всем будет крышка.
— Возраст и мудрость — это разные вещи, — не сдавалась Элизанда. — Ты так уверен в себе, Радель? Или у тебя нет ни единой царапины на теле? Или ты точно знаешь, что по дороге в Сурайон не уколешься даже о колючку?
Они с яростью смотрели друг на друга поверх пьедестала. Руки Радель уже убрал, однако явно намеревался отрезать Элизанду от предмета их спора.
Джулианна отпустила руку Маррона и медленно пошла вперёд, намереваясь рассмотреть Дочь получше. Поверхность шара была странной, местами гладкой, местами потрескавшейся, причём в трещины вполне мог уместиться палец Джулианны. Основание шара казалось погруженным в пьедестал — всё-таки не каменный, а сделанный из той же странной субстанции, столь же чужой человеку, что и здешние непонятные цвета. Казалось, будто шар ужасающе тяжёл, гораздо тяжелее, чем представлялось на первый взгляд.
Давным-давно сдвинутая вуаль болталась на шее у Джулианны. Кусок шелка, который должен был удовлетворять даже самых суровых монахов, почти достигал пояса. Джулианна сняла его с шеи, мгновение подержала в руках, потянулась к шару и обмотала тканью.
