– Как можно предать жрицу земному суду Великого Льва? К чему это приведет? – спросила сестра Альма, маленькая сморщенная старушка с лицом, похожим на мордочку любопытной обезьяны. – Какое преступление совершило это дитя? А хоть бы и совершила – нам судить ее, нам назначать наказание. Мы должны защищать своих, даже если это означает вызов царю.
– Могут ли жрицы позволить себе столь благородный жест? – спросила сестра Хака – смуглая кожа в оспинах, длинные черные волосы, тронутые сединой, жестко очерченные челюсти и низкий, почти мужской голос. Ей еще не исполнилось сорока, и она, несомненно, переживет верховную жрицу. До последнего времени считалось, что именно Хака унаследует руководство жрицами, и она этого страстно желала. Однако после появления в Опете пророчицы ее положение пошатнулось. История свидетельствовала, что именно пророчицы становились в конце концов верховными жрицами, именно их шансы на это были наибольшими. Вдобавок Танит была бесспорной любимицей верховного жреца, а это важное преимущество, когда речь идет о заполнении вакантного места в Божественном Совете. В лице Танит у сестры Хаки появилась сильная соперница, но у нее были и иные, помимо политических, причины ненавидеть ее.
Даже сейчас она помнила, как были отвергнуты ее притязания. Ее щеки гневно вспыхнули. Она по-прежнему хотела эту девушку, по-прежнему видела ее во сне и часто, оказываясь в темной комнате наедине с юной храмовой ученицей, обманывала себя, воображая, что это Танит.
– Достаточно ли мы сильны, чтобы отказать царю? – Она посмотрела в лица остальным. Все знали, какая несдержанная, неумолимая сила правит Опетом. Все знали, что до сих пор никто: ни вельможа, ни жрец, ни друг, ни враг – не смели противостоять ей.
Молчание. Вдруг сестра Альма зашлась мучительным кашлем, сплюнула кровавую слизь и вытерла рот платком. Лицо у нее стало напряженным, а глаза усталыми и тупыми.
«Тебе недолго осталось, старуха», – подумала сестра Хака, скрывая за маской озабоченности мрачное удовлетворение.
Снова все молчали, пока нерешительно не заговорила верховная жрица:
– Возможно, нам стоит понять, в чем проступок девушки и виновна ли она.
Большего сестре Хаке не требовалось. Она немедленно взяла дело в свои руки.
– Пошлите за девушкой, – приказала она. – Мы ее допросим.
Айна помогла Танит войти в комнату. Обе спотыкались и сгибались, одна от возраста, другая от боли. Они цеплялись друг за друга, престарелая жрица подбадривала молодую. При виде Совета лицо ее исказилось от гнева, и она закричала:
– Девушка больна! Разве у вас нет жалости? Зачем вы послали за нами?
– Молчи, карга, – приказала Хака. Она смотрела на Танит. Лицо ее распухло, на нем ясно видны были синяки. Один глаз заплыл, веки покраснели, разбитые губы покрылись струпьями.
– Позвольте ей сесть, – потребовала Айна. – Она слаба и больна.
– Никому не позволено сидеть перед Советом, – ответила Хака.
– Во имя богини.
– Не кощунствуй, старая карга.
– Я не кощунствую, а прошу о милосердии.
– Ты слишком много говоришь, – предупредила сестра Хака. – Уходи! Оставь девушку здесь.
Казалось, Айна готова заспорить, но сестра Хака встала с перекошенным от злобы лицом и голосом хриплым и яростным повторила:
– Вон!
Айна, спотыкаясь и бормоча, вышла, оставив Танит, которая едва держалась на ногах, перед Советом. Сестра Хака опустилась на место и посмотрела на Танит. Теперь она свое возьмет; впереди целый день, если понадобится; она наслаждалась.
Танит держалась только усилием воли. Чувства ее плыли на волне боли, в нижней части живота залегла свинцовая тяжесть, но девушка слышала вопросы, которыми ее забрасывали. Сестра Хака хотела знать, чем она так разгневала царя. Она доказывала, что Танит подвергла опасности все жречество, восстановив царя против него. И все время возвращалась к вопросу: «Что же ты ему сказала?»
– Не могу вспомнить, сестра, не могу вспомнить, – шептала Танит.
– Ты хочешь, чтобы мы поверили, будто слова, вызвавшие такие серьезные последствия, легко забыть? Отвечай.
– Это были не мои слова.
– Чьи же тогда? – Сестра Хака подалась вперед, придвинув к провинившейся лицо в сифилитических язвах. Свесились поседевшие пряди. – Чьи это были слова, если не твои? Богини?
– Не знаю, – выдохнула Танит и прикусила губу от резкой боли в нижней части живота.
– Твоими устами говорила богиня? – хрипло спрашивала сестра Хака, жестокая, как хищная птица. Ястреб, бросающийся на ласточку.
– Прошу вас, – прошептала Танит, медленно наклоняясь вперед и прижимая ладони к животу. – Мне больно. О как мне больно!
Три жрицы увидели, как поток крови окрасил подол платья Танит и, брызгая красными каплями, хлынул на каменный пол между ее ногами. Танит медленно согнулась и упала. Она лежала на боку, поджав колени, и негромко стонала.
Сестра Хака быстро подошла к ней, наклонилась, задрала юбку Танит и с лесбийским интересом развела ей ноги.
Выпрямившись, она улыбнулась и посмотрела на остальных.
– Вот и грех, избранная богиней. Вот доказательство преступления. – Она взглянула на девушку у своих ног. – Святотатство! – хрипло произнесла она. – Святотатство! Преступление против богини.
– Я не буду отвечать, – негромко сказала Танит. Синяки побледнели и опухоль немного спала, но под глазом по-прежнему темнел кровоподтек, а губы были разбиты и вспухли. Десять дней она пролежала в постели и все еще была слаба. – Не стану порочить имя дорогого мне человека. Я не скажу вам, кто он.
– Дитя, ты знаешь, что этот грех карается смертью. Ты рискуешь жизнью, – напомнила верховная жрица.
– Вы уже отняли у меня одну жизнь. Забирайте теперь последнюю. – Танит посмотрела на сестру Хаку, а потом на Ланнона Хикануса, стоявшего у окна. – Вы хотите убить меня. Пусть. Но имя отца моего ребенка я сохраню в тайне. Я не позволю вам наказать и его.
– Ты глупа и упряма, – сказала сестра Хака. – В конце концов мы все равно узнаем.
– Но почему это так важно? – спросила Танит. – Все дело в том, что я стою между тобой и утолением твоего тщеславия. – Танит посмотрела на сестру Хаку в упор и увидела, что ее слова попали в цель: рябые щеки жрицы вспыхнули. Танит улыбнулась и повернулась к Ланнону. – Все дело в том, что я источник пророчества. Ты хочешь уничтожить пророчество. Хочешь, чтобы боги отменили свой приговор. Напрасно, Ланнон Хиканус. Ветры судьбы уже дуют, псы рока уже вышли на охоту.
– Хватит! – выпалил Ланнон, выходя на середину комнаты. – Я не могу больше попусту тратить время. Не хочу слушать твой дурацкий вздор. – Он приказал сестре Хаке: – Приведи старую жрицу, компаньонку этой ведьмы.
Айна, удивленно моргая, встала перед царем. Он смотрел на нее бесстрастно, без гнева.
