бессмысленное и беспощадное топанье, зная, что для неё мужчина никогда не бывает занят, но боялась, что он обязательно попросит что-то в ответ.
Корделия устало поплелась обратно в кровать. Упав безвольно, блондинка облокотилась на спинку, разглядывая стол. Вид эстетично разложенных книг портили комья из бумаги, коих было не меньше десятка. Она пыталась вести дневник, выплёскивая эмоции на переработанное дерево, но это всегда заканчивалось либо беззвучной, либо очень громкой истерикой. Эта затея показалась ей ужасно детской и бесполезной. Возможно, она передумала бы, если бы хоть раз дошла до конца, описав хотя бы большую часть чувств, но кому это нужно? Пусть её гнев и отчаяние будут при ней. У них есть свой обожатель.
Верховная, уже бывшая, впервые в жизни ощутила целиком, какого это, когда нечем себя занять. Если апатия настигала её в шабаше, она через силу вытаскивала себя, заставляла делать хоть что-нибудь, даже мелочь, зная, что в ней нуждаются, а сейчас — всё потеряло смысл.
«Надо что-то сделать. Может, перестановку? Или хотя бы почитать ту книгу по психологии. Или сказку. Может, выпросить у Астарота семена и посадить цветок? Ага, который завянет так же, как я. К чёрту. Может, завтра».
Завтра перетекало в сегодня, превращалось во вчера, растягивалось на недели, но уже давно перестало провоцировать чувство вины. У неё есть вечность, чтобы взять себя в руки, так к чему торопиться? Именно так рассуждал тот, кто опустил руки. Выглядела Делия, кстати, не лучше. Худая, даже очень, будто бы высохшая, серо-бледная, с синяками, похожими на грязные лужи, берущими своё начало под выпученными из-за худобы глазами, растекающимися аж до щёк. Иногда ведьма удивлялась даже тому, что у неё хватает сил помыться, не говоря о том, в каком шоке была, когда нашла в себе достаточно гордости, чтобы оттолкнуть в очередной раз Астарота. Ни о какой капитуляции с обеих сторон и речи не шло, но блондинка пообещала больше спать, если по ночам её никто не будет тревожить. Даже смогла слепить оберег из костей мёртвых демонов, изгнанных когда-то и казнённых.
А ещё она думала. Иногда. Если мысли чудом забирались в светлую головку, то в большинстве своём были о Майкле. О том, какой это выбивающий из колеи контраст: засыпать в тёплых руках любимого или всю ночь вертеться, как уж на сковородке, на холодных простынях, ожидая очередного домогательства или «разговора». Она скучала, да так, что выть хотелось, срывать горло в рыданиях и биться головой о стену, стирать в кровь кулаки об неё же. Как он там? Смог ли выкарабкаться из их общего кошмара или продолжает изничтожать себя алкоголем? Делия всем своим существом желала, чтобы у него всё было хорошо и он начал с чистого листа. Больше всего блондинка боялась отпустить, несмотря на то, что это необходимо, боялась забыть его грубоватые черты и низкий голос, его шершавые властные руки.
Самым паршивым во всей этой ситуации было то, что вот уже месяц она слышала во сне его голос, такой родной и умоляющий. Ведьма потому и перестала спать даже те пару часов, на которые раньше удавалось вырубиться. Она убегала, как ей казалось, от этих ужасных снов, где этот голос виделся лишь насмешкой, издевательством Астарота или Преисподней. Если это способ свести её с ума, то это отличный способ. Ей так надоело. И вот опять. Свечи в комнате затухли вновь, она решилась хоть раз выйти. Что-то сияет вдали. Девушка видит силуэт. Такие знакомые очертания, только сильно…зауженные что ли… Это сбивало с толку. Делия застыла, не зная, как ей быть. Сбежать или поддаться. Разобраться, развеять этот мираж или обрадоваться. Силуэт шагнул в её сторону, заставив отступить назад. Остановился. Тень ощущала её задавленную, но до боли в сердце знакомую энергию. Нужно доказать ей, убедить, послать волну энергии в ответ.
Ведьма чувствует, как её окутывает знакомая сила, внушая предвкушение. Мурашки табуном одолевают хрупкое тело, пот, наверное, стекает по вискам. Ну не может же этого быть, не сейчас. Ведьма чувствовала, как отдаётся в висках её собственное сердце, ощущала, как сильно вспотела от волнения и, облизнув пересохшие губы, вкусила соль своих слёз. Нет! Это всё бред воспалённого сознания. Не нужно идти туда, будет только хуже, ещё больнее. Ведьма разворачивается, выдыхает и собирается убежать.
— Не уходи, — требовательно, отчаянно и умоляюще кричит силуэт.
Она поворачивается и идёт ему навстречу. Сомнений быть не может. Это он. А если нет — ей него терять. Факелы на стенах коридора загораются ровно тогда, когда она останавливается пройдя половину. Смотрит и думает: «Ну же, только бы не сон, только не сегодня, пожалуйста». Языки пламени освещают вышедшего из тени мужчину.
Они оба стоят в полутора метрах друг от друга, смотрят изучающе, удивлённо и выжидающе. Когда-то они стояли так, будучи врагами, жаждали разорвать друг друга в клочья, приструнить. А сейчас он дышать не может, не веря, что это по-настоящему она. Минута, две, три…вечность. Мужчина решается: неуверенно, боясь, ступает вперёд и тянет руку к её волосам. Она дрожит, но не убегает. Проводит трепетно по голове, цепляет сухую ломкую прядь пальцем. Да, гребаный дьявол, это то, что нужно. Нашёл. Девушка внимательно наблюдает за его руками и думает только о том, почему мужские костяшки так разодраны. Она поднимает блестящий взор на него, и он не выдерживает: хватает за левое предплечье и что есть силы резко тянет на себя.
— Де-ли-я.
* * *
Миндаль и кофе. Кофе с миндалём. Такой резковатый, терпкий и такой дурманящий. Интересно, она любила бы кофе и миндаль так же сильно, если бы не полюбила его? Именно об этом думает Делия, сидя на коленях у Майкла, уткнувшись носом в его широкую шею, судорожно вдыхая каждую минуту. Она должна, нет, просто обязана заменить его запахом свой собственный. Его руки крепко, надёжно, лежат на хрустальных плечах и талии. Поперёк туловища обхватывают так, словно не собираются отпускать даже под предлогом смерти. Они расположились на её кровати, зажгли свечи по периметру покоев и не переставали разглядывать друг друга. Толком даже не поговорив, прерывая гляделки на терпкие глубокие поцелуи и стальные объятия. Вот оно. То самое волнующее чувство, когда щемит в груди, когда сердце готово выпрыгнуть, когда хочется сгореть от прикосновений, раствориться в любимом человеке. Столько всего хотелось сказать, но никто не знал, с чего начать, а воздуха и вовсе не хватало даже на банальное «как ты?» Майкл упивался ею, дышал ею, считал через одежду каждую
