меня.
Слишком медленно.
– Как ты уже понял, Миртон не станет выдвигать никаких обвинений. С Гроникулом я тоже договорился. Фастон был вне себя – уж не знаю, что такого ты ему сделал – но и этот вопрос мы решили. Гроникул напомнил ему о вчерашнем инциденте, когда он без разрешения полез в твой Статус. Случившиеся стало его наказанием.
– Даже так? Я свободен? – эта была самая кривая улыбка из всех, что у меня когда-либо была.
– Не совсем. У меня есть условие, Влад.
– Какое? – задал я вопрос, уже зная на него ответ.
– Ты покинешь Мискерию. Сегодня, – так я и думал. – А потом Ширцентию. Не задерживаясь. Я не хочу, чтобы моё королевство считали хуже, чем есть на самом деле, и готов доказывать свою правоту любому, но ты… слишком опасен. Я не могу подвергать своих подданных такому риску.
– Я тебя понимаю.
– Ты согласен?
Настал мой черёд понаблюдать за облаками.
– … Согласен.
Одиронт поднял руку, сделал круговое движение. Через мгновение на улице не осталось никого, кроме нас двоих.
– Прощай, Влад.
Теперь я остался один.
И всё-таки на Катиноле облака светлее, чем на Земле.
– “Принц может и не дурак, но наивности ему не занимать. Рассказал тебе о Договорённости, взяв только устное обещание, оставил в покое, взяв только устное согласие. Что будешь делать? Каков твой следующий шаг?”
– “Шаг? Нет. Шаг – это слишком мелочно и медленно. Пожалуй, куплю лошадь, чтобы как можно скорее покинуть Ширцентию.”
– “Ты… уходишь?”
– “Разве это не очевидно после всего случившегося?”
– “Ты часто перестаёшь дружить с логикой в угоду своей морали. Рабство никуда не делось, полкоролевства ещё не в руинах.”
– “Я устал, Дедион. Я просто устал.”
Прощай, Мискерия. Прощай, Ширцентия.
Я ухожу.
***
Настя сидела в своём кресле как обычно – закинув ногу на ногу, сверху положив большую девяносто шести листовую тетрадь для записей и терзая очередной карандаш губами.
– Сегодня хочу поговорить об инциденте.
– Каком инциденте? Я всё своё досье давно называю “мои любимые инцидентики.”
– О том инциденте, который не попал в официальные отчёты и записи. О котором только шепчутся.
– Об этом, значит.
Моё смешливое настроение как ветром сдуло.
– Спрашивайте.
– Рассказывайте.
– Рассказывать?
– Я хочу понять, как вы сами видите эту историю. Без наводящих вопросов.
– Откуда начинать?
– С того момента, где она по-вашему началась.
Когда это началось? Не всё так просто, Настя.
– Я не знаю, когда всё началось. Когда я поймал их на собирании трофеев – было наверное уже поздно.
– Трофеи?
– Части тела. Уши в основном.
– Как вы тогда поступили?
– Устроил им полный разнос. Нагрузил обязанностями, чтобы на всякую чепуху не отвлекались.
– Вы не подумали, что такое поведение… ненормально?
– На войне само понятие нормальности ненормально. Я всегда к войне подходил с позиции профессионала, выполняющего поставленную задачу. Но не у всех так получается. Тем более не мы это начали. Отрубание голов и их дальнейшее использование для запугивания, издевательства над телами… – Настя с каждым моим словом всё сильнее мрачнела. – В общем, я мог понять парней, которые хотели отомстить врагу его же монетой.
Настя что-то начала писать в своей тетради. Не первая за время моей терапии.
– Вернёмся к вашей любимой теме: я во всём виноват. В чём вы вините себя в этой остории?
– Они были под моим непосредственным командованием, так что – во всём. Если же думать более рационально, то… я должен был их разделить после того инцидента. Но они хорошо работали в паре. Отличная боевая двойка. И я оставил всё как есть. Теперь я уверен, что они подпитывали и усиливали безумие друг друга.
– Наверняка, так и было.
Вечно Настя не сдерживается в выражениях.
– Всё случилось в деревушке рядом с вашим расположением? – начала она всё-таки задавать навадящие вопросы.
Не удержалась. У неё ни разу этого не получалось.
– Да. Обычная деревушка. Не более пяти сотен жителей. Наши к ним спускались за провизией, когда были проблемы с поставками – то есть постоянно, и чего таить – за алкоголем. Чеченцы тоже захаживали.
– Они помогали и тем и другим?
– А как иначе? Трудно отказать злым дядям с автоматами и понимаем того, что одну-две деревушки с гражданскими война спишет без проблем. Несколько пацанят из той деревни стучали нам о появлениях чеченцев: сколько было, как вооружены, что забрали, что говорили, куда ушли. Уверен, пара-тройка других пацанят стучали уже на нас. Причина та же самая: кому откажешь – тот тебя с землёй и сравняет.
– Значит, не все делятся на тех, кто за и кто против?
– Если только в глубине души. И думаю, что все в этой глубине ненавидели обе стороны противостояния. Ведь на деле, на войне нет возможности защитить всех, кто тебя поддерживает, зато есть острое желание уничтожить всех, кто против тебя и в зоне твоей досягаемости. Люди надеются, что ты пришёл защитить их, а оказывается, что ты пришёл уничтожать врагов. В итоге они делают то единственное, что им остаётся – приспосабливаются.
– До этого инцидента, проблемы с этой деревней возникали?
– Мелочи. Ничего стоящего внимания.
И снова что-то записывает в тетрадь.
– Как это всё-таки случилось?
– В ту ночь я поставил их в один из дозоров. Они его покинули. И ведь знали, что я всегда проверяю. Думаю, в тот момент они уже утратили всякую рациональность.
– Как вы их нашли?
– Я сразу понял, куда они направились. Поднял парочку других бойцов для дозора, а сам направился следом.
– Один?
– Да.
Ещё одна запись.
– Один из них пару раз флиртовал с девчонкой из этой деревни. Ничего лишнего – пока у них мозги были на месте, все знали, что меня лучше не злить. Поэтому я знал, где именно в деревне их искать. Не ошибся. Надеялся, что успею. Ошибся.
– Что вы там увидели?
– Отца семейства они убили – перерезали горло. Младшая дочь тоже была мертва. Один из них насиловал уже замолкшую и не сопротивляющуюся девушку, второй, видимо, не в силах дождаться своей очереди, не побрезговал убитой девочкой.
Не смотри на меня так, ты сама попросила рассказать.
– Они начали оправдываться. Серьёзно. Передо мной. Правда, недолго. Наверное, поняли по моим глазам, что лучшее, что их ждёт – военный трибунал. Напали. Даже хорошо – легче убить, когда сопротивляются, когда на кону и твоя жизнь тоже. Но и здесь они меня выбесили: такие слабые, забывшие половину из того, чему их обучали. Я зарезал их как котят. Хотя нет, на котят у меня рука не поднимется. Я зарезал их,
