Наконец, зверь пал, испустив последний, вымученный тяжкой кончиной вздох, и замер. Где-то вдалеке раздался торжествующий рев с корабля Сагромаха, и еще один — с корабля Хабура.
Трое. Трое огромных морских туш было повержено, и теперь успех всего предшествующего размаха определяла скорость. Таир, узнав, что «еще не все», откровенно завыл. Кхассав удержался от подобной экспрессии, но тоже обреченно вздохнул.
За несколько минут была брошена на воду лодка, и несколько опытных моряков спустились к гиганту: следовало как можно быстрее вскрыть дышло, пока легкие не заполнились кровью и чудище не пошло ко дну. Пока одни занимались этим, другие пытались привести в форму корабль, а прочие суда распределялись в помощь счастливчикам, которым удалось заудить добычу. Мало убить тушу в пятнадцать тонн — её надо доволочь до берега, где уже мало-помалу собирались жители поселения, чтобы взять себе еды и разделать остатки. Большую часть туши за раз не одолеть, даже если каждый селянин объестся, потому раздел отвозят на хранение в вечно мерзлую пещеру с запасами к зиме.
Когда «транспортные» тартаны, закрепив прямо в плавниках, хвосте и сквозной проруби дышла крюки, на тросах потянули добычу к берегу, над морем и под затихшим, но не прояснившимся небом, раздался гул облегчения и радости. Успех. Удача. Благословение.
Суда Хабура и Маатхаса подошли по разные стороны к тартане, на которой командовала танша, почти сразу, как избавились от китов. Хабур приветственно махнул Бану, которую время от времени подвязался называть сестрой, но остался на месте. А вот Сагромах махнул всем знакомым жестом, и его моряки бросили абордажные мостки. В несколько широких, уверенных шагов Сагромах пересек пропасть над морем и, с характерным грохотом и скрежетом досок, спрыгнул на палубу. В поутихшем море корабль снова качало умеренно, греблю оставили, Кхассав, так и не добравшийся до рулевого, теперь держался за борт неподалеку от места скрепления двух судов.
Сагромах первым делом поймал лучистый взгляд жены, улыбнулся. Коротко глянул на Кхассава — для заметки себе, что он тут что-то делает и вот, кто устроил переполох перед началом охоты. Размашисто шагнул к Бану, в два громадных шага преодолев расстояние. Бану едва шевельнулась — и уже в следующий миг Сагромах твердой рукой притянул к себе. Подтянул за поясницу, пропустив руку под плащом, заставил Бану вытянуться стрункой и встать на носки, впился в губы. Слишком холодные, понял тан по первому же касанию. Их просто необходимо было согреть.
И от того, насколько счастливо светились лица танов, от насмешливого одобрения на лицах северян, которые объединялись на корабле, от того, как свободно таны, не таясь, демонстрировали чувства, Кхассава накрыла волна грусти, пронзенная в центре гарпуном мужской зависти.
Что такого было в этом Сагромахе, чтобы получить искреннюю любовь достойной женщины? Почему тана могут любить вот так открыто, а его, Кхассава, нет? Почему ему досталась женщина, исполненная таких добродетелей, как красота, смелость, воинственность, практичность, верность, а ему — вечно всем недовольная редкая зануда?
— Хас, — Сагромах протянул руку раману и подмигнул. Кхассав от подобного обращения опешил, глянул на Бану — та пожала плечами. И когда она успела сказать ему, что он, Кхассав, не хочет быть узнанным? Или Сагромах сам все понял?
Так или иначе, Маатхас ждал, а поскольку никого из охраны, кроме Таира, столь же замерзшего, как он сам, на корабле не было Кхассав предпочел не игнорировать танскую руку. Другой Маатхас по-прежнему поддерживал за талию Бансабиру. Та сияла.
Сагромах переменился с их последней встречи, прикинул раман. Будто весь обветрился, немного посмуглел, но выглядел довольным. Его волосы, похоже, немного отросли, и теперь он зачесывал их со лба, заплетая позади в короткую косу. Щеки он брил по-прежнему, но теперь оставлял усы и небольшую бороду.
За спинами танов по перекидным трапам на корабль Бану перебралось еще несколько человек из команды Сагромаха: худосочный Илкасс; угрюмый и коротко стриженный Мантр, с улыбкой — как поперечная рана и с сердцем — как весь Этан; рослый и темновласый Аргат, который был верен своему тану с детства, и знаком с Матерью лагерей — с Бойни Двенадцати Красок. Рулевой тоже теперь спустился. Началось бурное поздравление друг друга с таким солидным уловом.
— Стало быть, ты решил…. — Маатхас, глядя на Кхассава, не договорил.
Бансабира перевела глаза в сторону случайно, повинуясь шороху или даже предчувствию шороха, которое в опасности всегда возникает у людей, выросших в темноте или среди зверей.
— Са! — тревожно и командно одновременно кликнула Бансабира, а в следующий миг вместе с мужем и раманом полетела в сторону. Сагромах, как мог, попытался прикрыть её от столкновения с корпусом корабля собой, но не вышло — Бану ударилась рукой, собственный локоть больно уперся в бок, засаднило ребра. Корабль, накренясь, встал почти на борт.
— ЕЩЕ ОДИН! — крикнул кто-то из северян.
Бансабира только успела переглянуться с Сагромахом, как в следующий миг тан уже мчался к штурвалу, а она, сориентировавшись, бросилась в сторону.
— Шухран! — гаркнула танша. Тот стоял впереди и уже отвязывал от креплений один из тросов кливера. Она поймала его на бегу, схватилась крепко, бросилась с борта вниз и, сделав дугу над открытым морем, резко перевернула кливер, ловя воздушный поток и наводя на основной парус.
— Поворачивай! — крикнула Бану. Шухран побежал к управлению основным парусом, Маатхас начал медленно, но неуклонно вдавливать штурвал в нужном направлении, наваливаясь всем весом, но и этого не хватало, чтобы совладать с подводным течением.
Кит ударил снова — позади Бану. Таншу тряхануло от инерции удара, она перекрутилась вместе с тросом и опасно упала спиной на борт, чувствуя, как трещит позвонок вместе с ребрами. Сагромах видел, скрипнул зубами, но руль не выпустил.
— Гарпуны! — ревел один из местных моряков, Бьё, проследив, как дернулся Сагромах, и как непросто мотнуло таншу.
— Вал! — Сагромах мотнул головой, и Вал кинулся помогать Бану.
Хабур в другой стороне от Бану быстро сориентировался и, чуть сдвинув судно, которое вел, велел команде немедленно браться за оружие.
— Давай, ребята! Еще одного!
«Еще один» был огромен — видимо, престарелая самка, уже не способная давать потомство, возрастом у — и дался непросто. Они бились с ней почти час, и еще без малого три таскались по волнам, как всадник, объезжавший самую дерзкую из непутевых кобыл. Но, наконец, успокоилась, притихла в последней агонии и эта благородная матрона, угасла и замерла.
Когда туша была закреплена к кораблям тросами, а легкие зверя высвобождены от скопления крови, команды перевели дух. Три корабля как-нибудь дотащат такую громадину до берега, хотя, видят Боги, она воистину необъятного размера. Редко попадаются такие особи. Мясо, конечно, старовато, но зато наверняка богатая прослойка подкожного жира, а это бесценный элемент в жизни всех северян, включая и тех, кто жил к югу от хребта.
