Книга Мои печальные победы - Станислав Куняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Т. Глушкова».
* * *
«29 – 30 августа 1989 г. Малеевка.
Здравствуйте, Волк!
Как мне не повезло, что уходит Викулов. Но я все-таки не могла не желать Вам этого назначения. Хотя был в душе и страх: что же теперь останется – только журнал «Москва»? но и там – Сережа[151], и легко ли мне будет…
После выхода «Лит. России» я еще три дня пробыла дома, и единственный из людей, с которыми я общаюсь и кто не сказал по этому поводу мне ни звука (хоть формального, ради вежливости), были Вы[152].
Вряд ли это по-товарищески.
Но если учесть, что теперь Вы – главный редактор журнала, о котором в «ЛР» шла речь, – это Ваше молчание говорит, разумеется, о большем.
Я сначала это все очень эмоционально лишь переживала (ну, не спала первые три ночи, после, в Малеевке, разболелась: тошнота и рвота до изнеможения, – как обычно, когда оскорбление берет через край, и единственный способ спастись – заболеть. Но и в самом деле: нормально ли в год тридцатилетия своего литературного стажа, пятидесятилетия – возрастного читать в «русской» газете, как зарвавшийся юнец Фоменко-Бахрах хамски «вздыхает» насчет моих «явно непродуманных (!)» суждений и объявляет мою работу «суетой сует»? И притом: это уж 30-е после «Ариадниной нити»[153]поношение – при отсутствии хоть единого голоса в поддержку! (И притом – 5-е за год печатное шельмование, исходящее из барановско-ильинской «плеяды»!)
Вам это не знакомо: Вас всегда кто-то, не медля особенно, защищал. (Вот и я нашла место в №7, чтоб назвать неопровержимыми Ваши выкладки об ифлийцах. Не говоря уж о том, что и высмеиваю также и Ваших, в том числе, врагов…)
Разумеется, это не «соцзаказ»: просто не люблю несправедливость.
Попытки сказать, что тот, кто остается (в лит-ре, обществ. жизни) «в меньшинстве» или даже, как я, в одиночестве, – заведомо неправ (все, мол, «идут в ногу» и т. д.), – были бы жалкими попытками: это в данном случае более, чем неправда… Это только удобно очень – всем, кому неудобна я. Истины же при этом не ищут. Большинству русских она так же не нужна, как и их игровым противникам.
Но еще важней все-таки позиция «родного» журнала. Казинцев в пятницу утром влетел в корректорскую, как именинник, – только я принялась переносить правку (не видев еще газеты). Первым делом он объявил, что «Фоменко, хотя и гад, в чем-то прав!» (Мол, действительно, мою статью нельзя дочитать и пр.)
Он «забыл», как называл ее «гениальной» и как за один вечер прочел в апреле обе ее части (сделав крохотное замечание к начальным страницам, которое и было мною учтено)!
Поскольку это – идеально пластичный человек, на службе – тип чеховской «душечки» при всяком главном редакторе, я понимаю, что ныне, весело-браво хамя, он, как ему кажется, «в струе»…
Мое совершенно добродушное отношение к нему, многократная помощь ему – ни на что повлиять не могут: «душечка» в штанах! А пожалуй, даже серьезней: эдакий маленький Полоний (из «Гамлета»), у которого облако будет похоже и на верблюда, и на все, что скажет «принц датский». (Потом его – через мягкую же портьеру – иногда закалывают, впрочем, шпагой.)
Мне жаль это говорить: одаренный все же человек. И, пожалуй, какая-то доля ответственности за развитие таких натур лежит на старших…
Престарелые молодые, о которых в последние 1,5 года я предпочитала не говорить с Вами (в надежде, что догадаетесь сами; от омерзения к грязным сюжетам? – не знаю: скучно, тошно было говорить!), способны на ОЧЕНЬ МНОГОЕ: на шантаж, на подлог, лжесвидетельствование, клевету – что угодно: каждый – в меру своей бездарности.
Они делают самую низкую ставку на Вас. (И отсюда и в этой, фоменковской, мазне подхалимская ложь, вплетение Вашего имени: и так – в каждой их вылазке против меня! 2 года назад все они, дружно, исподтишка, но подробно, бурно хвалили мою книгу и соответствующую главу – за «оздоровительную» критику, «смелость», «неподкупную правду» и т. п. и, как помните, думаю, – даже доброхотно и страстно мирили меня с Вами. Тогда они делали, видимо, двойную ставку: низкую ставку – и на меня тоже, еще не веря, что для меня недейственна лесть… Теперь им, захватившим литпосты в редакциях, ясно, помимо прочего, что я – так и останусь частным лицом. Ибо, заведуй я хоть каким «отделом» и проч., – разве б отважились на «перманентное» хулиганство??? Никогда в жизни! Так бы и лизали оба порога!)
Если Вы этим словам не верите («не поверите»), я отвечу, что «Лит. Россия», например, печатая о «блистательном министре Уварове», «чутко уловившем духовную потребность общества» и проч. (у Фоменки же), тоже не поверила… Кому? Пушкину! Который, помимо знаменитой сатиры, писал (уже именно о министре и президенте АН):
«УВАРОВ БОЛЬШОЙ ПОДЛЕЦ. Он кричит о моей книге… Его клеврет… преследует меня… Низость до того доходит… Он начал тем, что был б.., потом нянькой (детей Канкрина) и попал в президенты». И снова: «Кстати об Уварове: это большой негодяй и шарлатан. Как тебе не стыдно гулять публично с таким человеком?» (см. Пушкин, «Дневник 1835 г.)
А вот «Лит. Россия» – НЕ ПОВЕРИЛА. Даже в скобках не помянула такого, пушкинского, мнения о «сеятеле просвещения». (Блистательном!)
Ибо – «триада»! «Самодержавие – православие…» И что до Пушкина какому-нибудь барановскому собутыльнику, ВЛКСМисту-монархисту Рыбасу, например! (Не говорю уж о сатире на вора, «Промифея наших дней», в «Былом и думах».)
А что Уваров – участник убийства Пушкина?.. Тоже НЕВАЖНО!
И хотя для меня, пожалуй, большая честь, что «русская» газета обхамила и оскорбила меня в компании с… самим Пушкиным (да кто ж его теперь не оскорбляет, впрочем?!), – за него-то не может не тошнить такого, как я, «последнего могиканина» в литературной Москве!
Тут насыпались (в Малеевку): Горилла[154], Рассадин, Шмелев и тьма… Ну, газету, конечно, затаскали, – говорит библиотекарша. И один Коган сказал, что стыдно очень – за всех (левых, правых). А также: что «евреи могут отдохнуть – похоже, Кожинов всерьез взялся за Вас» (за меня т. е.).
(Они расшифровывают «нас» так же, как мы – их: кто дирижирует каким действом…)
Всего Вам доброго. Т. Глушкова».
* * *
Но Татьяна Михайловна со своей феноменальной способностью ссорить всех со всеми никак не могла отказаться от соблазнительной мысли свести мировоззренческие и литературные счеты с Кожиновым, но не где-нибудь, а только на страницах «Нашего современника», где он, член редколлегии, главный историк, литературовед, идеолог, где главный редактор – его лучший друг. Я знал, что соблазн этой авантюры просто пожирает, как огонь, ее душу. Ей не было заботы о том, что Вадим в начале 90-х годов, печатая одну за другой свои блестящие, прославившие его имя работы, стал для читателей журнала одним из любимейших авторов; ей не было дела до того, что именно в тяжелейшем 1993 году он, как никто из нас, искал основы нового патриотического мировоззрения… Но чем известней и влиятельней становилось его имя, тем маниакальнее взрастало ее желание «разоблачить» Кожинова, «вывести на чистую воду», развенчать все его, как ей казалось, ложные заслуги.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Мои печальные победы - Станислав Куняев», после закрытия браузера.