– В чем проект-то? – спросил Агафонкин.
– Да я и забыл, – признался Бог. – Так давно его начал, что и запамятовал для чего. Но вижу, что не удался. А бросить – жалко: вдруг вспомню?
“Не скажет, – понял Агафонкин. – Может, и вправду не помнит”.
– А я для чего? – спросил Агафонкин. – Это помнишь?
– Ты – Курьер, – уверенно сказал Митек. – Курьеры возят Объекты Выемки-Доставки.
– Это что за Объекты? Для чего?
– Как же? – удивился Митек. – Объекты Выемки-Доставки – важная вещь. Они, Алеша, вроде как дверцы в другие Линии Событий – другие варианты судеб. Я ж сказал: каждому раз в жизни даю выбор, шанс – посылаю Объект. Пусть подержит у себя, может, и вспомнит, что у него имеются другие жизни. Это – Доставка. Если не использовал – не вспомнил, Объект забирается. Это – Выемка. Знаешь, – улыбнулся Митек, – каждый человек однажды находит у себя какой-нибудь с виду бесполезный предмет и смотрит на него, пытаясь вспомнить – откуда? Зачем? Вспомнит – изменит жизнь. Не вспомнит, что ж: приходит Курьер и забирает Объект. И человек об этом забывает. Вот ты для чего, Алеша, – закончил Митек. – И вот отчего Курьерам нельзя вмешиваться. А ты вмешался.
– А юла для чего?
– Ну, юла, – сказал Митек, – понятно для чего: чтоб попробовали, прикинули разные Линии Событий, разные варианты. Юла может создавать новые Линии Событий, если запустивший сформирует Намерение. Юла дается каждому, – добавил Митек. – Сам подумай: у кого в детстве не было юлы?
“У меня не было”, – хотел сказать Агафонкин. Впрочем, сейчас было не время жаловаться на детство.
– Прости, что я тебя подвел, – сказал он вместо этого.
– Не прощу, – помотал Митек лысоватой головой. – Не могу. Да и не хочу. Сам знаешь, что натворил: тебе ж говорили – не вмешиваться, а то Сдвоение может выйти. А в Сдвоении юла легко затеряется: скользнет во вновь созданную Линию Событий, и ищи потом. Затеряется, как и произошло. У тебя и сейчас ее нет.
Агафонкин вздохнул: юлы у него и вправду не было. Он, однако, знал, где она была.
– А если принесу юлу? – спросил Агафонкин. Простишь?
– Алеша, – развел мокрыми руками Митек, – ты нарушил Правило Курьера, как же я тебя прощу? Это вы, люди, друг друга прощаете, а я прощать не могу: не станет порядка. От жалости вашей – одна беда.
– А ты точно Бог? – усомнился Агафонкин. – А то, может, ты – тот… другой?
– Это только вы думаете, что нас двое, – усмехнулся Митек.
Задумался. Потом решил:
– Ладно, дам тебе послабление: принесешь юлу – без обмана, по правилам – не обнулю. Наказать – все равно накажу, но не обнулю.
– А если… не по правилам? – спросил Агафонкин.
– В этот раз ты все знаешь, – сказал Митек.
Агафонкин и вправду знал. Только боялся себе признаться.
– Давай, – кивнул Митек, – звони.
Агафонкин посмотрел на центр кухонного стола, где теперь стоял никогда не виденный им ранее зеленый телефон. Телефон походил на игрушку – без циферблата и проводов: трубка на рычажках.
– Я номера не знаю, – сказал Агафонкин.
– Я знаю, – заверил Митек.
Поднял не соединенную с базой трубку и сказал глуховатым, чуть сиплым, голосом:
– Полдень 11 ноября 56-го года. – Подумал, добавил: – Одна тысяча девятьсот. – Кашлянул: – Москва, Стромынка 9, квартира 53. Квартира Парамоновых.
Телефон засветился изнутри, в нем что-то щелкнуло, и Агафонкин услышал в трубке долгие гудки.
На другом конце провода трубку подняли, и знакомый женский голос произнес:
– Алло?
Митек протянул трубку. Агафонкин взял, помолчал.
– Алло? – снова, более нетерпеливо, спросила женщина.
– Ну? – Митек наморщил лоб. – Или ты, или она.
– Катя, – сказал Агафонкин, – Катя, это я.
– Алеша? Милый, я так соскучилась… – обрадовалась Катя, но Агафонкин ее прервал.
– Катя, слушай меня внимательно, это очень важно: никуда не ходи, жди меня дома. Я приду к часу дня.
– А репетиция? – спросила Катя растерянным голосом. – У меня дневная репетиция. Я тебе говорила. Мы же собирались встретиться вечером.
– Никуда не ходи, – повторил Агафонкин налившимся медью голосом, каким обычно командовал перед кавалерийской атакой, откуда не всем суждено вернуться. – Обещай.
Катя ответила не сразу:
– Обещаю, Алеша. Никуда не пойду и буду ждать тебя дома. – Она замолкла, и стянутое ее страхом молчание наполнило пространство-время, пролегшее между ними. – Случилось… что-то?
– Потом объясню, – пообещал Агафонкин, хотя и знал, что ничего не объяснит.
Резко повесил трубку и вдавил в рычажки посильнее, словно хотел удостовериться, что разговор окончен.
– Молодец, – похвалил Митек.
Агафонкин вдруг понял, что сжимает пустоту: телефона больше не было. Он посмотрел на Бога.
– Иди, – велел Бог, – забирай юлу.
– Носитель нужен, – сказал Агафонкин. – Туда Тропа со смежным Носителем: одна остановка. Я начну с Дома ветеранов.
– Ни к чему, – заверил Митек. – Я помогу – для скорости.
Он взглянул на Агафонкина, и Агафонкин явственно увидел – понял поверил, что глаза Митька – вовсе не глаза, а два туннеля, ведущие в любое Событие. Его чуть тряхнуло, как перед входом на Тропу, и втянуло во взгляд Владыки Мира.
Здесь было пусто и светло.
2
Он заметил, что одет по-другому: в желто-песочный летний костюм из чесучи.
Агафонкин посмотрел: на ногах – двухцветные штиблеты. Все, как первый раз. Все, как каждый раз, когда он попадал в Событие КиевПаркПушкинаБрест-Литовскоешоссе-7июля1934года15:20. Он оглянулся – понять, через кого здесь оказался. За спиной возился, подрезая кусты желтых роз, старый парковый рабочий в вышитой украинской рубахе и узбекской тюбетейке. Старик мурлыкал “Марш Буденного” братьев Покрасс “Мы – красные кавалеристы, и про нас…”. Он сильно фальшивил, перевирая мотив.
– Митек, – позвал Агафонкин.
Рабочий обернулся, и на Агафонкина глянули бесконечные пустые глаза. Глаза-туннели. Агафонкин знал, что может в них шагнуть и попасть куда угодно.
– Митек, – уверенно сказал Агафонкин.
– Ошиблись, товарищ. – Старик отвернулся и чиркнул большими садовыми ножницами, отрезав вянущую, похожую на пожухшую капусту, розу, а с нею и надежду Агафонкина на свою откровенность. – Если ищете кого, лучше будет к фонтану пройти: там отдыхающие собираются.
Он подобрал обрезанные колючие ветки с крепкими короткими шипами и теряющие шелковые лепестки бутоны, сунул в холщовый мешок и пошел вдоль длинной клумбы – старый парковый рабочий, что и по выходным дням наводил порядок. Агафонкин посмотрел вслед, повернулся и заспешил к фонтану.
