Фурье является учение о развитии человечества…»
— Что же это за «большое достижение»? — спрашивает тов. Сталин и продолжает уже иронически цитировать дальше: — «В своем развитии общество проходит, по Фурье, четыре фазы: 1) восходящее разрушение, 2) восходящую гармонию, 3) нисходящую гармонию, 4) нисходящее разрушение…»
Попутно тов. Сталин комментирует:
— Это же сумасбродство, глупость, а не «большое достижение»…
Вы поднимаете из пыли то, что забыто.
Затем, нельзя все публиковать из того, что самим автором не предназначалось для печати… Вот «Философские тетради» Ленина. Из них надо брать и цитировать только принципиальное, а не все, что там есть…
Откуда вы почерпнули какое-то «учение о кругах»? Какое же это учение? Подумайте! Вы пустили в оборот «учение о кругах»… Молодой марксист ухватится за это и будет наворачивать, сбивая с толку массу рядовых читателей…
Учений всяких было много в истории. Но надо различать между авторами учений — лидерами, как, например, Ленин, за которым шла масса, и философами, тоже имевшими свои учения, но с которыми они сами по себе, писали для себя.
Марксизм — это религия класса. Хочешь иметь дело с марксизмом, имей одновременно дело с классами, с массой…
Мы — ленинцы. То, что мы пишем для себя, — это обязательно для народа. Это для него есть символ веры!
Эта книжка, конечно, не учебник. Разумеется, когда нет хлеба, едят и жмых, и лебеду едят…
— Я, тов. Сталин, книжку переработаю, — сказал тов. Александров.
— Я хотел бы, — сказал на это тов. Сталин, — чтобы вы все это продумали… Возражайте! — с некоторым раздражением сказал тов. Сталин. — Не то чтобы системы перечислять, это Льюису предоставьте. А вы социально объясните подоснову немецкой философии… У Гегеля и других немецких философов был страх перед Французской революцией. Вот они и били французских материалистов, — еще раз резюмировал тов. Сталин одну из основных мыслей беседы.
— Кстати. — сказал тов. Сталин, — намек на то, о чем я только что говорил, у меня был сделан еще в «Анархизме или социализме?».
И тов. Сталин процитировал следующее место из этой своей работы:
— «Прежде всего необходимо знать, что пролетарский социализм представляет не просто философское учение. Он является учением пролетарских масс, их знаменем, его почитают и перед ним «преклоняются» пролетарии мира. Следовательно. Маркс и Энгельс являются не просто родоначальниками какой-либо философской «школы» — они живые вожди живого пролетарского движения, которое растет и крепнет с каждым днем. Кто борется против этого учения, кто хочет его «ниспровергнуть», тот должен хорошо учесть все это, чтобы зря не расшибить себе лоб в неравной борьбе» (Соч. Т. 1. С. 350).
И еще раз тов. Сталин вернулся к вопросу, которым он начал беседу:
— Целых шесть учений «открыли» у меня… На самом же деле нет ни одного…
Под конец беседы тов. Сталин заговорил о письме проф. Белецкого, полученном им:
— Если уже человек вынужден был писать мне, когда я был в отпуску, значит, уже был доведен до крайности.
Заговорили о том, что напрасно Белецкому предъявляют обвинение, что он еврей… что, дескать, отец его русский, до сих пор жив и т. п.
В связи с этим тов. Сталин заметил:
— Тот, кто скрывает национальное происхождение, — трус, гроша ломаного не стоит…
Еще раз, возвращаясь к книжке тов. Александрова, тов. Сталин сказал:
— Автор, как старый перипатетик, скользкий, скользит на лыжах. Надо писать так, чтобы каждая глава имела центр удара… Не надо торопиться. Серьезные книжки так быстро не пишутся, — сказал тов. Сталин по поводу намерения т. Александрова в полгода переработать свою книгу. — И подход и манера автора писать безразличная, не тот (слово неразборчиво. — Р. К.), — продолжал тов. Сталин. — Книга не заряжает. Книга развинчивает…
По поводу преследований проф. Белецкого тов. Сталин сказал:
— Нам нельзя бросаться людьми…
И еще, опять же в связи с разговором о Белецком, после характеристики Белецкого тт. Иовчуком и Федосеевым как человека не «позитивного», не способного к положительной работе, а только способного критиковать, тов. Сталин добавил:
— Неряха, но человек думающий…
(Далее в рукописи отсутствует одна 21-я страница. — Р. К.)
Тов. Сталин, говоря о письме Белецкого, отметил, что автор его хотел бы подискутировать по поводу книги т. Александрова.
— Разрешим мы такую дискуссию? — поставил вопрос тов. Сталин сначала перед секретарями ЦК тт. Кузнецовым и Патоличевым, а затем перед заместителями начальника Управления пропаганды тт. Иовчуком и Федосеевым.
Секретари ответили положительно на этот вопрос… Тоже вынуждены были нехотя согласиться с этим и заместители…
О дискуссии в принципе, таким образом, во время беседы договорились.
В. Мочалов
ИЗ ПОСЛЕДНИХ ВЫСТУПЛЕНИЙ СТАЛИНА
МАРКСИЗМ И ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
(1950, фрагменты)
Вопрос. Правильно ли поступила «Правда», открыв свободную дискуссию по вопросам языкознания?
Ответ. Правильно поступила.
В каком направлении будут решены вопросы языкознания — это станет ясно в конце дискуссии. Но уже теперь можно сказать, что дискуссия принесла большую пользу.
Дискуссия выяснила прежде всего, что в органах языкознания как в центре, так и в республиках господствовал режим, не свойственный науке и людям науки. Малейшая критика положения дел в советском языкознании, даже самые робкие попытки критики так называемого «нового учения» в языкознании преследовались и пресекались со стороны руководящих кругов языкознания. За критическое отношение к наследству Н. Я. Марра, за малейшее неодобрение учения Н. Я. Марра снимались с постов или снижались по должности ценные работники и исследователи в области языкознания. Деятели языкознания выдвигались на ответственные должности не по деловому признаку, а по признаку безоговорочного признания учения Н. Я. Марра.
Общепризнанно, что никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики. Но это общепризнанное правило игнорировалось и попиралось самым бесцеремонным образом. Создалась замкнутая группа непогрешимых руководителей, которая, обезопасив себя от всякой возможной критики, стала самовольничать и бесчинствовать.
Один из примеров: так называемый «Бакинский курс» (лекции Н. Я. Марра, читанные в Баку), забракованный и запрещенный к переизданию самим автором, был, однако, по распоряжению касты руководителей (т. Мещанинов называет их «учениками» Н. Я. Марра) переиздан и включен в число рекомендуемых студентам пособий без всяких оговорок. Это значит, что студентов обманули, выдав им забракованный «Курс» за полноценное пособие. Если бы я не был убежден в честности тов. Мещанинова и других деятелей языкознания, я бы сказал, что подобное поведение равносильно вредительству.
Как могло это случиться? А случилось это потому, что аракчеевский режим, созданный в языкознании, культивирует безответственность и поощряет такие бесчинства.
Дискуссия оказалась весьма полезной прежде всего потому, что она выставила на свет божий
